ром рассказала, что живет возле доков, где снимает тесную комнатку, в
которой пахнет рыбой. Она рада, писала она, что у детей есть жилье,
надеется, что они хорошо себя ведут, сами убирают свои постели, помогают
мыть посуду и не забывают чистить зубы. Она сообщала, что во время
воздушных налетов водит карету "скорой помощи", что это очень интересно,
но она очень устает и часто ложится спать только после завтрака и спит до
самого вечера. Раза два-три она прислала им конфеты, потом они получили
несколько пар красных носков, которые она связала в ожидании вызова на
станции "скорой помощи", и ее фотографию, где она была снята в защитной
каске на голове. Тетя Лу, когда они показали ей фотографию, дала им рамку,
чтобы повесить фотографию в спальне, но они не очень часто смотрели на
маму, хотя она была похожа на себя и улыбалась. Ей не было места в доме
Эвансов, равно как и папе и их служанке Милли, которая теперь работала на
военном заводе, и собаке Бонго (мама почему-то не писала, что сталось с
ним). Мама принадлежала совсем к другому миру. Далекому и давнишнему. Он
остался где-то во сне или в другой жизни...
Кончилось лето. Наступила осень, на склонах холмов появилась черника,
от которой зубы становились фиолетовыми, а на одежде красовались
чернильно-красные пятна. За осенью пришла зима, стало страшно холодно.
Земля во дворе покрылась тонким слоем льда, который хрустел под ногами,
когда они бежали в уборную, но и в доме было не намного теплее. Вечером,
когда они входили к себе в спальню, от натертого линолеума веяло таким
холодом, как со льда на катке. Тепло было только на кухне. Они грели у
огня обветренные руки и ноги, но от жара начинали жутко чесаться ознобыши.
- У вас ознобыши! - воскликнула мама, которая в начале декабря приехала
их навестить.
Она всю ночь добиралась до них из Шотландии, а сумела провести с ними
всего несколько субботних часов. Они жда |