Книга "Ночь в Лиссабоне", Ремарк Эрих Мария

Краткое описание/вступление:

а небо. Она сразу  напомнила  мне  о  тех
временах, когда я ловил здесь рыбу  и  грезил  о  приключениях  в  далеких
странах. Мне пришлось их  потом  пережить,  но  совершенно  иначе,  чем  я
некогда себе представлял. И луга с бабочками и стрекозами, и склоны холмов
с деревьями и полевыми цветами остались такими же. И юность моя лежала там
погребенная или - если хотите - увековеченная.
   Я смотрел в окно поезда. Людей попадалось мало,  а  военных  совсем  не
было видно. Вечер медленно затоплял окрестные холмы. В  крошечных  садиках
путевых обходчиков цвели розы, лилии и георгины. Они были такими  же,  как
всегда,  -  чума  не  уничтожила  их.  Они  выглядывали  из-за  деревянных
заборчиков так же, как во Франции. На лугах паслись коровы - так  же,  как
они пасутся на швейцарских лугах, - черные, белые, без знака  свастики,  с
такими  же  кроткими  глазами,  как  всегда.  Я  увидел  аиста  на   крыше
крестьянского домика, он деловито щелкал клювом. И ласточки летали вокруг,
как они летают везде. Только люди стали другими, я знал это.
   Они вовсе не были перекроены все на один лад, как я представлял раньше.
В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало.  Все
больше простой люд -  с  обычными  разговорами,  которые  я  слышал  и  во
Франции, и в Швейцарии, - о погоде, об урожае,  о  повседневных  делах,  о
страхе перед войной.
   Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины
хочет Германия, здесь  говорили  о  том,  что  войну  навязывают  Германии
другие. Как всегда перед катастрофой, все желали мира и говорили только об
этом.
   Поезд остановился. Вместе с толпой пассажиров я покинул перрон.  Вокзал
не изменился, только показался мне меньше, запущеннее, чем прежде.
   Когда я вышел на привокзальную площадь, все, о чем я думал до сих  пор,
отлетело. Сгущались сумерки, было сыро, как после дождя. Я будто ослеп,  и
все во мне дрожало. Я знал, что теперь начиналось самое опасное, и в то же
вр