тебе, вот и все".
И он изобразил главного героя - жалкую фигуру с торчащим слабым
животом, падающей головой, спутанными редкими волосами... потом несколько
фигур в лохмотьях, двух женщин в углу картины, пучеглазых и лобастых, все
местный народец... толстяка трактирщика с вечно расстегнутыми штанами - Рем
поместил его изображение в нижнем левом углу, почти у рамы. Трактирщик
заказал картину, обещал купить. Это было интересно, необычно, у Рема никогда
еще не покупали. Его картины имели отвратительный вид - кривые подрамники,
неровные края холста, Рем обрезал его старыми тупыми ножницами... нитки,
смоченные клеем, жесткие и ломкие, вызывающе и грубо торчали по краям... А
беловатые пятна то здесь то там? - следы белил, пролитых в темноту, он не
удосужился спрятать их, прикрыть, замазать... Но если присмотреться,
оставлены не случайно - отойди зритель метров на пять-шесть, увидел бы от
этих пятен свет.
Нет ни неба, ни огня, откуда же свет?..
x x x
"Должен быть, вот и есть", - понятней Рем объяснить не мог.
А трактирщик подлец, - глянул на картину и говорит -- "не куплю, это не
я!.."
И эта сухая и неприветливая картина, и линии, повторяющие края, и
всаженный в самую середину нелепый крест, и сползающее вниз под действием
собственной тяжести, с повисшими руками сломанное тело с морщинистым
животиком... толпа оборванцев, глазеющих в ужасе... две старые потрепанные
бабы, толстяк, заказавший весь этот вздор, и он сюда затесался, в углу
холста...
Все это безобразно, ужасно, землисто, - и безысходно, смертельно,
страшно, потому что обыденно, сухо, рассказано деловито, без торжественного
знания -- через века, без подсказок, какой особенный и неожиданный отзвук
будет иметь эта обычная для того времени история...
Паоло будет оскорблен в лучших чувствах, говорят, он преданный католик,
молится, бьется лбом об пол, старый дурак, а как гре |