увствовав, но не желая понять, спросила мать. -- Куда, куда,
-- туда! -- произнесла дочь, растягивая звуки. -- Ты что?! Эмигрировать
надумала, сейчас, когда я накануне защиты, когда у нас в связи с
перестройкой открылись новые возможности?
-- Ну, мамочка, посуди сама: у нас нет никаких перспектив. В институте
нам не дадут квартиру, так как весь этот дом, который закончат строить еще
неизвестно когда, уже распределили, тем, кто приехал раньше нас. Новое
строительство заморожено, так как у института нет никаких денег. Купить мы
не можем, так как нам прописку не дали, а сейчас не дадут и подавно.
Разговоры о приватизации жилья, о продаже его -- пока только разговоры. Но
если дело даже дойдет до этого, то кто нам его продаст. Уже ходят слухи, что
продавать будут прежде всего тем, у кого московская прописка не менее пяти
лет. К тому же в Москве множество беженцев из республик Из-за стихийных
бедствий, аварий и межнациональных конфликтов. Научных перспектив в этом
институте никаких нет, а в другом месте нас не возьмут, опять же Из-за этой
проклятой прописки. Да, Москва! Москва! -- продолжала дочь с грустью, -- я
люблю бесконечно этот город. Мы много с тобой мечтали о доме, о столичном
образовании для Катюшки, о театрах, концертах. Но ты сама видишь -- ничего у
нас не получилось. Я терпела этот кошмар целый год, потому что верила:
вотвот нам дадут жилье, или хотя бы прописку. В Сибирь я не могу вернуться.
Вопервых, мне надоело без конца мерзнуть. Хватит, что ты отдала Сибири самые
лучшие годы своей жизни. Вовторых, где мы будем жить? Здесь? Впятером?! У
нас уже семья из трех человек, своя собственная жизнь. Где мы будем здесь
ютиться? Да и что нас ждет в Академгородке сейчас, где тоже для молодых нет
перспектив. Это уже не то место, где вы начинали, и ты это знаешь. Я сама не
знаю, что нас ждет там. Но, что делать, если мы в этой стране никому не
нужны. Я боюсь за с |