, - ворчала старуха-вратарь. - Ужо, того
гляди, проснется честная мать...
- Мы только чуточку поглядим, - говорила Агния. - Ведь мы не скитские
сестры, а мирские... Нечего с нас взять.
Агния и Аннушка вместе взбирались на лесенку и любовались "миром".
Боже, как там хорошо!.. И сколько там вольного народа живет! И всем-то
весело, всем хорошо! Бледное лицо Агнии покрывалось тонким румянцем, и
Аннушка каждый раз любовалась ею: писаная красавица эта Агнюшка!
- Вот взять соскочить с тыну - только и видели... - говорила Агния,
заглядывая через тын. - И ушла бы, кабы не своя неволя... Ты думаешь, меня
Яков Трофимыч связал?..
У Агнии глаза начинали блестеть, грудь поднималась высоко - вся она
была огонь и движение. Странно, что Аннушка каждый раз чувствовала себя
как-то неприятно и точно начинала ее бояться. Что было на уме у Агнии? Чему
она смеется? Агния в эти минуты действительно ненавидела Аннушку, глухо и
нехорошо ненавидела. Ей даже хотелось столкнуть ее с тына. Раз Агния, глядя
на Увек, проговорила задумчиво:
- Знаешь, Аннушка, я тебе расскажу твою судьбу...
- Не надо, Агния. Я не люблю... Это грешно... судьбу угадывать.
- А я все-таки скажу... Я все знаю, что будет. Ты вот сидишь в скиту,
как птица в клетке, а суженый-ряженый ходит ветром в поле. Далеко залетел
ясный сокол, а думки-то все в скиту. Сколько ни побродит он по горам да по
болотам, а сюда вернется, и сейчас к красной девице. Я сон такой видела...
Богатство они найдут... много золота... Уехали бедные, приедут богатые. Не
чует души в своей дочери Егор Иваныч, а ничего не поделаешь: придется
расстаться.
- Будет, Агния... - умоляла Аннушка. - Нехорошо.
- Нет, ты слушай сон-то... Вернется ясный сокол, разобьет клетку и
увезет птичку на вольную волюшку... Миловать ее будет, целовать, обнимать...
Говоря последние слова, Агния все больше и больше наклонялась к
Аннушке, к самому лицу, |