но и  помочь  больным.  Знаю,  они  меня  не  очень-то  жалуют,
называют хромым чертом. А мне, несмотря на это, надо вдуматься в  каждого,
отнестись к нему с  полным  вниманием,  не  позируя,  не  выставляя  себя.
Станиславский говорил, что режиссер должен умереть в актере.  Так  же  вот
врач должен умереть в пациенте. Задачи все нешуточные. Рядом с ними как-то
несерьезно выглядит ваш вопрос о праве на правду.
   Обиделась:
   - Но здесь тоже задача - как поступать?
   - Общих правил нет. Поступать надо  не  по  правилам,  а  по  ощущению.
Загляни человеку в глаза и постарайся понять: в самом  ли  деле  он  хочет
правды или так, кокетничает? Думаю, что ваша  старуха  не  кокетничала.  А
кокетничаете, простите меня, вы, поигрывая всякими мыслями...
   Вот тебе и посоветовалась! Неприятный человек.
   - Хватит, поговорили, - сказал он. - Пора за работу.
   И двинулся по коридору, неся свое тело, подпертое  палкой,  до  правого
поворота... Протез как будто не очень  удачный,  думала  я,  глядя  ему  в
спину.
   В тот самый день, когда  умерла  баба  Маня,  выписалась  Люся  Шилова.
Коротко остриженная, очень бледная, но живая - непохожая на ту, что лежала
тогда лицом вниз. Какая-то твердость проступила на этом  лице,  обозначила
скулы.
   - Вот и все, Люся. Желаю вам здоровья, счастья, радости. Сердце ваше мы
подлечили, теперь все зависит от вас самой. Главное, не волноваться.
   Люся усмехнулась косо, по-новому:
   - Это как выйдет. Волноваться,  может,  и  буду,  а  психовать  -  нет.
Спасибо вам, Кира Петровна. Сами не знаете, как вы  мне  помогли.  Век  не
забуду. Если что для  вас  сделать  -  со  всей  радостью.  Полы"  помыть,
постирать, в магазин сходить. Только кликнете - прибегу.
   - Спасибо,  Люся.  Думаю,  надобности  не  будет.  У  вас  своих  забот
достаточно.
   Обменялись телефонами. Обнялись, расцеловались. Ну, в добрый час!
   Скольких уже своих пациентов  проводила  я  в  жизнь!  Из  окна  второй
терапии было видно, к  |