но и помочь больным. Знаю, они меня не очень-то жалуют,
называют хромым чертом. А мне, несмотря на это, надо вдуматься в каждого,
отнестись к нему с полным вниманием, не позируя, не выставляя себя.
Станиславский говорил, что режиссер должен умереть в актере. Так же вот
врач должен умереть в пациенте. Задачи все нешуточные. Рядом с ними как-то
несерьезно выглядит ваш вопрос о праве на правду.
Обиделась:
- Но здесь тоже задача - как поступать?
- Общих правил нет. Поступать надо не по правилам, а по ощущению.
Загляни человеку в глаза и постарайся понять: в самом ли деле он хочет
правды или так, кокетничает? Думаю, что ваша старуха не кокетничала. А
кокетничаете, простите меня, вы, поигрывая всякими мыслями...
Вот тебе и посоветовалась! Неприятный человек.
- Хватит, поговорили, - сказал он. - Пора за работу.
И двинулся по коридору, неся свое тело, подпертое палкой, до правого
поворота... Протез как будто не очень удачный, думала я, глядя ему в
спину.
В тот самый день, когда умерла баба Маня, выписалась Люся Шилова.
Коротко остриженная, очень бледная, но живая - непохожая на ту, что лежала
тогда лицом вниз. Какая-то твердость проступила на этом лице, обозначила
скулы.
- Вот и все, Люся. Желаю вам здоровья, счастья, радости. Сердце ваше мы
подлечили, теперь все зависит от вас самой. Главное, не волноваться.
Люся усмехнулась косо, по-новому:
- Это как выйдет. Волноваться, может, и буду, а психовать - нет.
Спасибо вам, Кира Петровна. Сами не знаете, как вы мне помогли. Век не
забуду. Если что для вас сделать - со всей радостью. Полы" помыть,
постирать, в магазин сходить. Только кликнете - прибегу.
- Спасибо, Люся. Думаю, надобности не будет. У вас своих забот
достаточно.
Обменялись телефонами. Обнялись, расцеловались. Ну, в добрый час!
Скольких уже своих пациентов проводила я в жизнь! Из окна второй
терапии было видно, к |