ей, не мог он уловить шума боя - ни стрельбы, ни
даже гула канонады.
Белыми дымчатыми струйками, колюче посверкивая на солнце, сыпался с
деревьев снег. Кое-где на снег с легким стуком падали тяжелые весенние
капли. Весна! В это утро она впервые заявила о себе так решительно и
настойчиво.
Жалкие остатки консервов - несколько волоконцев покрытого ароматным
салом мяса - Алексей решил съесть утром, так как почувствовал, что
иначе ему не подняться. Он тщательно выскреб банку пальцем, порезав в
нескольких местах руку об ее острые края, но ему мерещилось, что еще
осталось сало. Он наполнил банку снегом, разгреб седой пепел
затухавшего костра, поставил банку в тлевшие угли, а потом с
наслаждением, маленьким глотками выпил эту горячую, чуть-чуть пахнущую
мясом воду. Банку он сунул в карман, решив кипятить в ней чай. Пить
горячий чай! Это было приятным открытием и немного подбодрило Алексея,
когда он вновь двинулся в путь.
Но тут его ожидало большое разочарование. Ночной буран совершенно
замел дорогу. Он преградил ее косыми, островерхими сугробами. Глаза
резала однотонная сверкающая голубизна. Ноги вязли в пухлом, еще не
улежавшемся снегу. Вырывать их приходилось с трудом. Даже палки,
которые сами вязли, плохо помогали.
К полудню, когда тени под деревьями стали черными, а солнце
заглянуло через вершины на просеку дороги, Алексей сумел сделать всего
около тысячи пятисот шагов и устал так, что каждое новое движение
доставалось ему напряжением воли. Его качало. Земля выскальзывала
из-под ног. Он поминутно падал, мгновение неподвижно лежал на вершине
сугроба, прижимаясь лбом к хрустящему снегу, потом поднимался и делал
еще несколько шагов. Неудержимо клонило в сон. Тянуло лечь, забыться,
не шевелить ни одним мускулом. Будь что будет! Он останавливался,
цепенея и пошатываясь из стороны в сторону, затем, больно закусив
губу, приводил себя в сознание и снова дела |