ью всеобщего кабеля, так остроумно вложенного в трубу. Труба тем
временем набирала скорость, кряхтела, стонала, пытаясь обрести свое
тяжелое тело. Я тоже начал пыхтеть, сопереживая дерзкой мечте трубы о
свободном полете. Меня терзали сомнения. Если стожильное чудище вырастает
из трубы, вещественные запасы которой ограничены, то не сойдет ли она вся
на нет, прежде чем наступит новая фаза? Да и применим ли в моем положении
хоть какой-нибудь закон сохранения массы? Я даже потрогал свой серенький
проводок, пытаясь установить, не уменьшается ли он в диаметре. Здесь
напряжение достигло предела. Что-то подо мной затряслось, потом гулко
хлопнуло, последняя волна, как судорога, пронеслась по трубе, и
разноцветный сноп изогнулся к небу. Мы мчались вверх по второй стороне
тупого угла. Я покрепче схватился за свой отросток и открыл глаза. Черный
человек уже оторвался от окна. Я посмотрел вослед и обнаружил, что с силой
сжимаю запястье соседа.
- Простите, я, кажется, уснул, - соврал я и громко сглотнул
накопившуюся во рту сладость.
- Уснул, - не без зависти, как мне показалось, повторил сосед. -
Уснуть, когда жизнь, можно сказать, на волоске. Да у вас железные нервы!
- Отчего же на волоске, - как можно спокойнее возразил я.
Мой сосед с победным видом, не говоря ни слова, ткнул в обшивку чуть
повыше иллюминатора. Я присмотрелся. По бугристой поверхности, вверх
наискосок, тянулась извилистая линия длиной сантиметров тридцать. Впрочем,
вверху она исчезала под стыком багажника, и неизвестно, на сколько
продолжалась там. Была ли это трещина или просто глубокая царапина? Не
ясно. Чтобы выяснить это, необходимо было проверить ее каким-нибудь острым
предметом, например, сковырнуть ногтем. Но это было бы уже слишком. Уж
очень мне не хотелось показывать соседу, будто все его страшные подозрения
возымели на меня хоть малое действие. Да и просто было бы с |