ереходит вброд, - терпеливо объяснил он. -
Рыба - она вброд не ходит. Рыба имеет обыкновение плавать в
неизмеримой толще кристально прозрачных антрацитово-черных вод...
Если она, конечно, не летучая. Которая летучая - той время от
времени свойственно бывает воспарять...
- Так ведь вы говорите, что здесь - Оболонь! Откуда на Оболони
летучая рыба? Это же не тропики... Здесь летучие рыбы не живут.
- Живут, не живут... Ты-то откуда знаешь?
- Но ведь это же - Оболонь, - чуть не плача от ощущения
безнадежности, произнес я.
- Ну и что? Про Оболонь-то кто тебе сказал?
- Так вы же и сказали...
- Вот и я о том же... Странное все-таки существо - человек...
Ему как скажешь - так и будет. Главное - чтобы убедительно. Ну и,
по-возможности, с чувством... Ведь не просто так три четверти
человечества питаются лапшой. Похоже - привычка... И наука, между
прочим, утверждает, что лапша - это очень полезно. Усваивается,
дескать, хорошо...
Почему-то его высказывание показалось мне оскорбительным, и я
почти обиделся. Не за себя - за человечество. И даже немножечко -
за науку. Но потом сообразил, что обижаться на психически больного
- неблагородно и, кроме того, попросту глупо. А потом произошло
нечто, заставившее меня мигом позабыть и о лапше, и о науке, и
даже о судьбах человечества.
Я вдруг заметил на противоположном берегу озера какое-то
яркое пятно. Присмотревшись, я увидел стайку девушек в цветастых
спортивных костюмах и пестрых кроссовках от "Нью бэланс".
Окруженные теплым пузырем радужного света, девушки легко и весело
скользили трусцой по самой кромке узкого песчаного пляжа.
- Спортсменки! - радостно подумал я и рванулся к ним.
- Стоять!!! - раздался за моей спиной резкий окрик.
Я застыл как вкопанный - по щиколотки в неподвижной черной
воде. От моих ног по жирной зеркальной глади расходились круги.
Девушки бежали и делали вид, что наши расклады их не касаются. Я
медленн |