рнул голову и насторожил припухшее, укушенное морозом ухо.
- Когда уважаю, а когда и нет...
- А я завсегда уважаю... - облизнулся Гараська и в волненьи задышал.
- У меня на этот счет строго. - И, обернувшись, погрозил парню. -
Имей в виду.
- Гы-гы-гы... Имею...
Они повернули от Плотбища в горелый лес.
В это время соборный колокол в городке заблаговестил к молебну.
Глава V.
Небольшой собор битком набит народом. Людской пласт так недвижим и
плотен, что с хор, где певчие, кажется бурой мостовой, вымощенной людс-
кими головами.
Редкая цепь солдат, сзади - мостовая, впереди - начальство и почетные
горожане.
Все головы вровень, лишь одна выше всех, торчком торчит, - рыжая,
стриженая в скобку.
Служба торжественная, от зажженного паникадила чад, сияют ризы духо-
венства, сияют золотые погоны коменданта крепости поручика Сафьянова, и
пуговицы на чиновничьих мундирах глазасто серебрятся.
Весь чиновный люд, лишь третьегодняшней ночью освобожденный из
тюрьмы, усердно молится, но радости на лицах нет: ряды их неполны:
кой-кто убит, кой-кто бежал, и что будет завтра - неизвестно.
У двух купцов гильдейских Шитикова и Перепреева и прочих людей торго-
вых в глазах жуткая оторопь: чуют нюхом - воздух пахнет кровью, и напы-
щенная проповедь седовласого протоиерея для них звучит, как последнее
слово над покойником.
Лицо сухого, но крепкого протоиерея Наумова дышало небесной благо-
датью. Он начал так:
- Возлюбим друг друга, како завеща Христос.
А кончил призывом нелицемерно стать под стяг верховного правителя и,
не щадя живота своего, с крестом в сердце, с оружием в руках, обрушиться
дружно на красные полчища, на это отребье человеческого рода, ведомое
богоотступниками на путь сатаны.
- Ибо не мир принес я вам, а меч, сказал Христос! - воскликнул пас-
тырь, голос его утонул в противоречии, лицо вспыхнуло румянцем лжи, и
глаза заволоклись желчью.
Рыж |