омнил, что жидкость купили уже ночью, прямо во
дворе; торговал ею некто в куртке до колен, с распаренным лицом.
Помимо очевидных признаков разгрома, в гостиной можно было подметить
множество мелких деталей. Но при беглом осмотре они , отпечатываясь в
сознании, чуть-чуть не добирали до оценки, и это порождало особенно
тягостное чувство. Хотелось что-то сграбастать, куда-то бежать, что-нибудь
сделать, но никак не получалось ухватить кончик нитки, за который следует
потянуть в первую очередь.
Поникшие, выцветшие шторы, чуть разойдясь и тяжко опадая, являли молочный
провал окна. Здоровенный глобус, которому место в лаборатории алхимика
средних веков, обосновался на подоконнике. Из Центральной Африки торчал
кухонный нож, всаженный по рукоять. Форточка была открыта, в нее тянуло
холодом и сыростью, - они-то и привели в чувство Рюгина, разбудив.
Возможно, что и пресловутое понимание, осознание того, что он давно один и
все ушло, тоже приплыло на волнах этого холода.
Хмурясь, Всеволод Рюгин запахнул халат и направился в спальню. На пороге он
споткнулся и налетел на кресло, которое тут же покатилось и въехало
колесиками в груду пластинок, две - хрустнули.
На постели в спальне растянулся хороший знакомый - хороший, но не более.
Хороший знакомый, спасибо и на том, перед сном удосужился скинуть ботинки,
однако спустить их с кровати на пол оказался, вероятно, уже не в состоянии.
На диво расторопный паук плел свою сеть, цепляя нити за ночник и за нос
хорошего знакомого. Ночник застыл в грибном своем удивлении, сбив круглую
шляпку набекрень и приветствуя всяк входящего.
Наглядевшись на эту картину, Рюгин прошел в кабинет, где обнаружил еще
одного типа - фигуру для себя новую. Этот почивал на полу, разиня вонючий
рот. Похоже, начинал он спать на диване, так как его расхристанная туша
придавливала кусок стянутого покрывала. С письменного стол |