а до
сих пор сижу в ней и, естественно, не мог оставить следов там, где еще не
был. Но затем, когда я посмотрел вокруг и увидел, какая красивая у нас река,
какие замечательные старые ветлы и цветы растут на том и на этом берегу, я
сказал себе: ты - несчастный изолгавшийся трус, ты испугался, что исчез и
решил обмануть себя, придумываешь нелепости и прочее, ты должен, наконец,
стать честным, как Павел, он же и Савл. То, что произошло с тобой - никакой
не сон, это ясно. Дальше: если бы ты весил даже не столько-то, а в сто раз
меньше, то и в таком случае твои следы остались бы на песке. Но ты не весишь
отныне и грамма, ибо тебя нет, ты просто исчез, и если хочешь убедиться в
этом, оглянись еще раз и посмотри в лодку: ты увидишь, что и в лодке тебя
тоже нет. Да, нет, отвечал я д р у г о м у себе (хотя доктор Заузе пытался
доказать мне, будто никакого д р у г о г о меня не существует, я не склонен
доверять его ни на чем не основанным утверждениям), да, в лодке меня нету,
но зато там, в лодке, лежит белая речная лилия с золотисто-коричневым
стеблем и желтыми слабоароматными тычинками. Я сорвал ее час тому у западных
берегов острова, в заводи, где подобных лилий, а также желтых кувшинок столь
много, что их не хочется трогать, лучше сидеть в лодке просто так, смотреть
на них, на каждую в отдельности или на все вместе. Можно увидеть там и синих
стрекоз, называемых по-латыни с и м п е т р у м, быстрых и нервных
жуков-водомеров, похожих на пауков-косиножек, а в осоке плавают утки,
честное слово, дикие утки. Они какие-то пестрые, с перламутровым отливом.
Там есть и чайки: они спрятали свои гнезда на острове, среди так называемых
плакучих ив, плакучих и серебристых, и нам ни разу не удавалось найти ни
одного гнезда, мы даже не представляем себе, как оно выглядит - гнездо
речной чайки. Зато мы знаем, как чайка ловит рыбу. Птица летит довольно
высоко над водой и глядит в глубину, где рыб |