ничего не освоил) - как к
родному относились.
Не виноват же парень.
Особенно с Кальтенбруннером они скентовались: Сашка то чифир для него
заваривает, то спит на заднем сиденье в автобусе. Я, полушутя, остере-
гал:
- Федорыч, ты своими сеансами хоть не развращай пацана.
- Не-не, Леня, сеанс - это святое, это у меня без посторонних.
Накопил (за восемь-то лет!) пачку вырезок цветных - красотки реклам-
ные, киноактрисы помоложе - до сорока хотя бы (самому - за пятьдесят
уже), держит под сидушкой.
- Не боишься - отшмонают твой гарем, как ты тогда?
- Предусмотрено, Леня. Сам хозяину показал.
- А он?
- Красиво, говорит, жить не запретишь. А что - личная жизнь, имею
право. Хочешь, сегодняшнюю покажу?
Достал веселую мулатку в купальнике.
- А здесь, - открыл бардачок, - отработанный материал. Месяца на три
хватает - без повторов.
- А фаворитки нет?
- Нет, всех люблю. Тебе не надо?
- Да нет, спасибо. Я как-то жену привык вспоминать.
- Ну, так у тебя молодая жена, конечно. А я на свою не заведусь уже.
- А в натуре?
- В натуре-то с полоборота, ты что - живая манда...
- Ждет тебя, Федорыч?
- Хрен ее знает. Пишет, что ждет. Но десять лет, Леня, сам понимаешь.
Что я могу с нее требовать? Пропишет - и ладно, там видно будет.
- Да уж! Они при мужьях-то чего вытворяют...
- Ну. Я Мухину вчера вез (это жена капитана Мухина, заведует мед-
частью, ровесница Кальти, но в джинсах загуливает, станок в порядке),
когда выходила - за жопу мацнул. (Понимаю! Там такая облипочка - только
и мацать...) Думал:
сейчас по морде хлестанет. А она оборачивается: "Я б тебе дала, Рома,
но ты же разболтаешь. И сама разболтаю. Лучше не надо", - и по щеке гла-
дит. Чуть не приплыл.
...Сейчас вдруг многое что с этой Мухиной вспомнилось: они все, се-
ребрянские, как зачуяли оказию - всплывают, цепляются, лезут в память.
Ребята! Тут вам не "Титаник" - где все подряд, а Ноев ковчег - т |