мить нечем!).
У калитки обернулась: он стоял в дверях и смотрел на нее. Рот его был
открыт, глаза мутные (капли-то забыли!), белая ночная рубашка, босой.
Она прикинула: бросится догонять или нет? Да куда ему! Ноги корявые,
неловкие. Она успеет убежать. Так что вот теперь я и позабавлюсь: по-
машу ему рукой: "Здравствуй, Ваня! Доброе утро!" Она помахала Филемону
дрожащими пальцами.
- Куда это она? - просипел Филемон, хватаясь за Татьянино плечо. -
Куда она пошла-то?
- Погулять, - тихо сказала Татьяна. - Ягод хочет нарвать. Ей лучше.
- Доченька! - захлюпал Филемон. - Ты у меня одна на свете! Сделай
милость: увези!
- Говорю тебе: ей лучше! Погулять пошла! Завтракать садись!
Через два часа бросились искать: Татьяна и две сердобольные сосед-
ки. Прочесали весь лес. Нету. Татьяна побежала в милицию, история пов-
торилась. Нашли в осиннике и привели. Она прижимала руки к сердцу, оп-
равдывалась: "Да что вы, ей-Богу! Погулять нельзя! Мне доктор велел
дышать лесным воздухом!" Соседки только плечами пожимали: "Вы глядите,
Таня, а может, и правда: ничего такого? Ну, устала ваша мама на кухне
пахать, ну, хочется ей расслабиться! Что вы с ума-то сходите?" "Вот и
я говорю! - смеялась она. - Не дают мне подышать! Всю жизнь на мне ез-
дят! Уж, кажется, перед смертью-то имею право! Погулять-то я имею пра-
во?" Татьяна смотрела на нее сжимающимися и разжимающимися зрачками:
"Ты меня разыгрываешь, что ли? Что с тобой?" - "Да говорю тебе челове-
ческим языком: ничего! - отмахнулась она. - Устала я на кухне пахать!
Тебе и все то же самое скажут! Дай ты мне проветриться!" Татьяна не
выдержала, заплакала: "Мама! Пожалей меня! У меня голова кругом идет!
Ты в себе или нет?"
Хорошо, что она проста, ничего не поймет. Пусть считает, что мне
погулять хочется. У нее мозги всегда были какие-то дырявые. В науке
умна, а в жизни хуже младенца. Ее-то я обведу вокруг пальца, лишь бы
она уехала, лишь бы нас с ним вдвоем оста |