- ни за что, никогда, очень надо! Стирать белье, мыть полы и
окна, белить потолок и катать краску по стенам, стряпать - и не иметь
счастья поздним вечером или ночью, когда муж и дети уснули, счастья
уткнуться лицом в стеклянный сияющий шар, где струятся, вьются, порхают эти
чудесные жизни с человечьими лицами, с уморительными повадками жителей
нашего города?.. А еще лучше - выиграть по облигации трудового займа, купить
аквариум и замуж не выходить вовсе, а усыновить и удочерить испанцев,
корейцев и негритят. Но это уж вовсе несбыточная мечта, потому что аквариум
негде поставить, комната тесная, сплю я с матерью на одном топчане, и это -
одна из чудесных причин, по которой я уеду учиться в другой город, где в
общежитии будет моя первая в жизни отдельная койка.
Кровь на ноге засохла черно и густо, мешает ходить, и я заталкиваю туда лист
подорожника, что растет у сарая. Удобный такой лист, и в рану уже ничто не
въедается.
Божественно красивая девушка в маркизетовом платье летит по улице, вся -
свет и воздух. Лицо тонкое, иконописное, в раме лучей закатного солнца над
холмами, цветущими вдоль берегов Борисфена. Это - моя сестра, единственная и
драгоценная, ей кажется, что она - дурнушка. Несет она толстый серебряный
том Лермонтова, пахнущий буквами, свежей бумагой и клеем. У нее сегодня
зарплата, и она себе позволяет. Заходит в гастроном на углу и покупает
коробку, где торт с розами, за ленточку держит и по ходу слегка раскачивает.
А дома у нас - гость, дикая радость моя и ужасная тайна, учительница моя
ненаглядная, махонькая, с пламенными очами и неподкупной душой, старая дева,
ей двадцать четыре года. Она говорит поздравления и дарит мне что-то... Но я
убегаю в кладовку, где шестнадцать соседей хранят свои клады, и плачу там в
темноте, от стыда и отчаянья, что вид у меня идиотский, лохматый, жалкий,
слишком часто и быстро моргающий, и что совсем я забыла, играя в ножичек,
про свой деньрождень.
Помню, как меркнет солнце, стекла звенят от ве |