Его звали Нор; он оправдывался, говоря, что подозрительная фамилия
происходит от английского названия логической схемы «илине». Люди, которые
владели чувством толка и расстановки, злословили его, говоря, будто Нора можно
смело перевести как «ни то, ни се». Многие видели в нем заурядного инородца
низких кровей; мало кто, правда, высказывался вслух на эту неудобную тему. Нор
не очень обижался. Он мирно жил, он тиражировал себя, издаваясь в звуках, зевках
и гримасах.
Особенностью Нора было то, что он не старел во сне.
Человек расходует на сон около трети отмеренной жизни; Нор избежал общей
участи. Когда он засыпал, время для него останавливалось. Днем, бодрствуя, он
развивался, как все: приобретал знания и навыки, впитывал полезные и вредные
влияния среды; что до ночных часов, то он, сам не понимая, как именно, записывал
их себе в резерв. По всему получалось, что ночью, когда никто не видит, ему
впору было вовсе исчезать из привычной вселенной, чтобы придать чуду логическую
завершенность. Но чудо на то и чудо, что не нуждается в логике, и Нор никуда не
исчезал. Однако тайная физическая жизнь его организма резко замедлялась, как
будто в состоянии анабиоза, а днем Нор, евший за десятерых, наверстывал
упущенный ночью обмен веществ. Он казался моложе, чем был, но не настолько,
чтобы разница резала глаз.
Разумеется, он никогда не видел снов.
Нор не мог знать об этой особенности своего существования и считал, что
устроен обычным образом. Что касается снов, которых не было, то он думал, что
сон его попросту необычайно глубок и крепок, а значит, быстро забывается, как
все здоровое и скучное, с чем поздравлял себя, усматривая в этом признак
расположения небес.
Сэкономленный сон откладывался в невидимый астральный горб.
Нор жил безмятежно до поры, пока не начал чувствовать внутри себя
настоятельный зов, который приказывал ему пойти и найти свой дом.
Его семья сменила много мест, которые Нор помнил все до последнего, кроме
самого пе |