дел, давно
это было...
- Нам ясно все. Не такой ты уж сложный.- сказал доктор и
вонзил шприц в непораненное предплечье...
- У меня программа зависла, будильная, значит и обеденная не
загрузится, кура вовремя не разморозится. Можно мне в комнату?-
сказал в надежде неизвестно на что. Не уйдет же он через окно по
карнизу?
- У нас пообедаешь. Мы тебе другую куру дадим, резиновую. И
танго танцевать научим. Так что поехали, чмур.
- Так еще ж переодеться надо.
- Ладно, иди, одень свой лапсердак,- согласился белохалатник.
Мгновенно из темного угла возникла Зинаида.
- Я ему помогу собраться, товарищи. Он ведь такой беспомощный.
Дигитальный такой.
Все ясно, его уволокут, а она останется у него в комнате
хозяйничать. Не выйдет.
- Все, я передумал,- сказал Шрагин, заворачивая подкрашенный
кровью рукав.- Я - уже готов.
И хотя он дал отпор проискам враждебного существа, внутри него
лопнула какая-то струна и он понял, что проиграл. Проиграл
давно, когда программа его жизни, пройдя неверный оператор,
попала в петлю, из которой нет выхода. Если бы он не ушел из
команды создателей нового революционного языка, сейчас бы его
славили и рисовали яркими красками на страницах толстых солидных
журналов, но он ушел. Единственный его бесспорный талант -
выбрать неверное направление.
На полминуты ему стало дурно - наверное, тот укол подействовал.
Затмение какое-то, в сумерках все вокруг стало текучим, ему даже
показалось, что Зинаида омывает его как волна, пытается накрыть с
головой, плещет в глаза, в рот. Но со странным звуком "сам-по"
волна схлынула и мир принял прежние очертания и освещенность.
- А что, поехали, товарищи.
От этих слов он стал уютным привычным психом, отчего доктор с
санитарами сразу заулыбались и перестали угнетать. Он привольно
разлегся на носилках в задней части автомобиля, на передних
местах расположились медработники. Через открытое оконцо,
соединявшее кабину с отделе |