ки. Голова раскалывалась и
казалось огромной, как котел, все тело била крупная дрожь, бока болели,
правый глаз затек, пальцы на руках посинели и не разгибались, к горлу
подступил противный комок, какие-то фантастические мысли и обрывки
воспоминаний носились в воспаленной голове, словно в вакууме, -- одним
словом, пробуждение было таким, каким оно было и вчера, и позавчера, и
месяц назад.
Ноги его не держали, и Мухин это знал. Горький опыт уже научил,
что в таком состоянии сразу вставать на ноги небезопасно. Поэтому Мухин
сполз с сидения на пол и пополз на четвереньках между кресел. У выхода
он остановился, принюхиваясь к необычным запахам и пытаясь разглядеть
через раскрытую дверь окружающий его мир. Вдруг руки его подогнулись, и
он кубарем скатился по ступенькам прямо на зеленую траву.
-- Уй, больно как! -- завыл Мухин.
Из кармана его не первой свежести брюк выкатился пузырек из-под
"Шипра". Мухин жадно схватил его и встряхнул. Пузырек был безнадежно
пуст.
-- Тьфу! -- с досадой плюнул Мухин и отбросил пузырек в сторону.
Вчерашний день представлялся Мухину смутно, особенно его вторая
половина. Нет, сначала все было в порядке. С Бизоном и Тузом пили
какую-то зеленую жидкость на стройке. Ох, и крепка же была, зараза! А
потом... Какие-то ноги, забор, чьи-то злорадные рожи, кафельные стены,
погоны, визг тормозов, снова ноги, снова рожи, чей-то огромный кулак в
районе правого глаза, продавщица с выпученными глазами и клыками, как у
Бабы-Яги... Впечатлений слишком много, чтобы все запомнить.
Мухин замотал головой; в голове что-то заплескалось.
-- Ух ты! -- удивился Мухин.
Он снова затряс головой. Уши заполоскали по ветру, словно паруса
старинного фрегата.
-- Все! Баста! -- сказал он вслух и окончательно открыл глаза.
Он сидел на траве около автобуса, а со всех сторон его окружал
лес. И ни единой живой души вокруг.
То, что он оказался в лесу, его не удивило, но показалось странным
сосед |