й, расфасованный в картонные картузы... да
и крюйт-люки были открыты, да и влажность в погребе, похоже, была выше
требуемой - крейсер-то старый, третий десяток лет на плаву...
- Он ведь попал! - воскликнул лорд. На миг его голос изменил ему. -
Он попал, попал!..
Да, уже было видно, что единственный выстрел с пароходика был точен.
Грот-мачта крейсера накренилась слегка, брам-стеньга ее заплясала,
выписывая алым вымпелом неровные зигзаги... и тут же из портов каземата
повалил дым, а палуба под грот-мачтой вскрылась, и в небо ударила струя
пламени. Вспыхнули и расползлись с огнем паруса, и пепел повис вокруг
корабля. А потом дым заволок все, поднявшись над топами мачт, и там,
внутри этой синеватой тучи, продолжалась невидимая глазу работа огня.
Изредка вверх и в стороны вырывались медленные искры - и гасли, или падали
в море, оставляя после себя густые дымные арки, или вспыхивали в воздухе,
и тогда белые медузы повисали над водой, протягивая к морю тонкие
щупальца. И так колотилось сердце и звенело все кругом, что казалось: в
полном безмолвии творится эта феерия разрушения...
Вниз спустились, когда мятежный крейсер, продолжая дымить черным
дымом просмоленного дерева, отдрейфовал далеко от берега и, уменьшившись
вдвое, стал почти не страшен. Пароходик "Блокхед" - все уже знали его имя
- сделав дело, скромно возвращался обратно, и за две мили слышно было
"ура", которым провожали его столпившиеся на набережных восторженные
зрители. Жутковатое возбуждение отхлынуло, но радость от того, что в
неравном бою победили твои защитники, была беспокойной, нервной и
требовала явного напряжения совести. А может быть, предчувствия, которые
обычно бывают разумнее чувств, говорили, что еще ничто не закончено и
зверь лишь ранен...
И, вспомнив слова и лицо сержанта Райта, Светлана подумала, что и
вправду неплохо было бы куда-нибудь улизнуть, укрыт |