|  обоих, и вас и Любу, что...
     Савинков не дал ему договорить, схватил его руки и прижал  их  к  своей
груди:
     - Никогда! Никогда не забуду этот час торжества высокой мужской  дружбы
и мужской верности! - торжественно произносит он.
                                ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     Сорокалетний, но  еще  очень  моложавый  Савинков  рано  утром  шел  не
торопясь  по  безлюдной  парижской  улице.  Его  большие  прищуренные  глаза
смотрели  из-под  темных  бровей  вперед  холодно,  не  мигая,  без  всякого
любопытства. На нем модное в талию пальто из темно-серого в елочку  дорогого
материала, чуть надвинута на лоб темная широкополая шляпа, на руках - тонкие
кожаные перчатки кремового цвета. Он элегантен, но не настолько,  чтобы  это
бросалось в глаза. Он не первый раз и не первый год живет в Париже. Когда  у
него спрашивают, любит ли он этот город, он отвечает: "Я его слишком  хорошо
знаю". Но для своей жизни в Париже он  выбрал  эту  тихую  улочку  де  Любек
только потому, что она чем-то напоминала улицу его детства в Вильно.
     С Парижем судьба свела его больше двадцати лет назад.  Ему  было  ровно
двадцать, когда он впервые приехал  сюда  из  России,  спасаясь  от  царской
полиции. Он был тогда уже знаменитым эсеровским террористом - грозой царских
сановников. В другой раз он приезжал  в  Париж  вместе  с  Иваном  Каляевым.
Скрывшись от русской полиции после очередного покушения, они прибыли в Париж
без паспортов и без копейки денег. Каждый вечер у  подъезда  кафе  "Олимпия"
они подкарауливали руководителя эсеровских террористов Азефа, чтобы получить
у него семь франков на обед, - тогда еще никто не знал, что Азеф полицейский
провокатор. Если бы не эти семь франков, они околели бы с голоду...
     Сегодня он вышел из своего дома на улице де Любек, как всегда, ровно  в
восемь часов. Консьержка даже не посмотрела, кто там выходит, только  кинула
взгляд на часы, точно  проверяла  их  по  выходу  из  дома  этого  странного
 |