и безопасности,
коих в моих
краях найти уже не мог. Тогда я уже понял, что сделал что-то не так, что какой-
то мелкий промах в
моей обычной манере поведения на протяжении многих лет обратил наконец на себя
внимание,
породив подозрения, отнюдь не пошедшие мне на пользу. Возможно, я слишком
оторвался от земли.
Мы, одиночки, весьма склонны к этому. Привыкнув разговаривать лишь с самими
собой, мы не
осмеливаемся противоречить себе, всегда признаем за собой правоту, а это
приводит к тому, что мы
начинаем считать себя единственными в своем роде, примером для собственных
действий,
непогрешимыми в своих решениях. И в конце концов начинаем не столько презирать,
сколько
игнорировать чужое мнение, считая, что оно никоим образом нас не затрагивает; и
мы просто
перестаем принимать его во внимание.
* * *
Моя история получила огласку второго июля 1852 года, не раньше, и я никогда
не забуду имен
Мартина Прадо, Маркоса Гомеса и Хосе Родригеса, ибо именно они предстали перед
алькальдом
Номбелы, что возле Эскалоны, в далекой провинции Толедо, дабы донести на меня.
Зачем себя обманывать, для чего оправдываться, если я прекрасно понимаю, что
мне нет
оправдания и что речь идет просто-напросто о бегстве, которое мне пришлось
предпринять. А посему
мне с самого начала придется признать, что я отправился в такую даль, следуя за
артелями своих
земляков, намеревавшихся заработать несколько сольдо на жатве, не только, чтобы
самому тоже
немного заработать, но и чтобы в дальнейшем продолжать зарабатывать свои деньги
вдали от
взглядов тех, кто мог меня узнать, ибо к тому времени я уже догадывался о
подозрениях, до меня уже
доходили всякие слухи и толки относительно моего поведения. Иными словами, я
отправился в
Кастилию, скрываясь от своих ближайших соседей. Но менее всего я мог представить
себе, что эти
трое узнают меня в краях, столь далеких от Верина, в толедских землях. Ранее я
всегда
пут |