тью создавали картину за
картиной Бурлюки, а я слонялся, как неприкаянный,
из угла в угол, не решаясь взяться за перо.
Между «Ночным вокзалом», сложившимся по до-
роге в Чернянку, и «Людьми в пейзаже» или «Теп-
лом»,79 написанными две недели спустя, лежит не-
измеримая временем пропасть — бессонные ночи,
проведенные в поисках проклятых «соответствий».
Приступая к этим вещам, я уже знал, что мне дано
перенести в них из опыта смежного искусства: от-
ношения и взаимную функциональную зависимость эле-
ментов. Это было довольно общо, но все-таки позво-
ляло ориентироваться.
Вооруженный каноном сдвинутой конструкции
и своими композиционными навыками, я принялся за
mterieur.
В левом верхнем углу картины — коричневый ко-
мод с выдвинутым ящиком, в котором роется скло-
ненная женская фигура. Правее — желтый четырех-
угольник распахнутой двери, ведущей в освещенную
лампой комнату. В левом нижнем углу — ночное ок-
но, за которым метет буран. Таковы элементы «Те-
пла», какими их мог увидеть всякий, став на пороге
спальни Людмилы Иосифовны.
Все это надо было «сдвинуть» метафорой, гипер-
болой, эпитетом, не нарушив, однако, основных отно-
шений между элементами. Образ анекдотического
армянина, красящего селедку в зеленый цвет,
«чтобы не узнали», был для меня в ту пору грозным
предостережением. Как «сдвинуть» картину, не при-
низив ее до уровня ребуса, не делая из нее шарады,
разгадываемой по частям?
Нетрудно было представить себе комод бушме-
ном, во вспоротом животе которого копается медли-
тельный палач — перебирающая что-то в ящике эко-
номка,—«аберрация первой степени», по моей тог-
дашней терминологии. Нетрудно было, остановив
вращающийся за окном диск снежного вихря, разло-
жить его на семь цветов радуги и превратить в па-
влиний хвост — «аберрация второй степени».80 Гораз-
до труднее было, раздвигая полюсы в противопо-
ложные стороны, увеличивая расстояние между
элементами тепла и холода (желтым прямоугольни-
ком двери и черно-с |