части возвращала Бенедикта Лившица к симво-
листам и еще больше-к спорам западников и славянофилов, к
Достоевскому, словно предвосхищая «скифство» Блока.
Еще разительнее изменилась поэтика Бенедикта Лившица.
Оглядываясь на недавнее прошлое, он недоумевал: стоило ли го-
няться «за призраком абстрактной формы, чтобы уже через два
с половиной года, признав ошибочность своих творческих позиций,
повернуть в диаметрально противоположную сторону - к утверж-
дению единства формы и содержания как высочайшей реальности,
раскрывающейся нам в искусстве?»
Находил он единственное оправдание своим заблужде-
ниям - «научился по-новому ценить уплотненное смыслом слово».
Поэтику Бенедикта Лившица этого периода подробно описал
М. Л. Гаспаров, исследовав четыре уровня текста - реальный, пе-
рифрастический, ассоциативный и связочный.1 Эта многослой-
ность и в самом деле уплотняет слово, придает ему многознач-
ность и выразительность.
Реальный информативный план текста у Бенедикта Лившица
очень скуп. Он обычно называет тему, определенным образом на-
страивая восприятие читателя.
Стихотворение названо - «Куоккала», именем дачного поселе-
иия на Финском заливе. Текст же его лишен каких бы то ни было
описательных признаков:
, Розы в шелковом бульоне:
В шелк лазоревый раскрыт
Строй кабин на желтом лоне -
Раковины афродит.
Каждая строчка здесь - перифраза, то есть указание не на
предмет, а на его признак: «Розы в шелковом бульоне» - яркие ку-
пальники купающихся в теплой воде; две следующие строчки -
строй кабин для переодевания на фоне лазоревого неба и желтого
песка. Сами же кабины - «раковины афродит». Дальше в тексте:
«рыжею слюною Брызжет танговый бульдог» - духовой оркестр;
«Клякса, ставшая кометой» - теннисный мяч; «Змеи солнечных ра-
пир»-лучи солнца; «наводит в воду кодак Оплывающий са-
тир» - человек с фотоаппаратом. Только время от времени возни-
кают названия предметов, дающие ключ к пониманию метафо-
ры,- «кабины», |