звязали те, кто претендует на религиозную ре форму. Эти люди
поднимают отряды, нанимают военачальников, укрепляют города и свои замки,
собирают
оружие - и все это делается так, как будто речь идет о вторжении иноземцев.
Мятежные
князья, протестанты, хотят скинуть с трона моего славного властителя -
императора
Фердинанда. Бог и Святая Дева помогут нам разбить их армии, мы разнесем их
укрепленные города, убьем вождей и расширим наши владения за счет нечестивцев.
- Я - гугенот! - медленно и членораздельно сказал г-н де Шарней.
Лицо графа Паппенхейма выражало теперь безумное волнение, от которого у него
на лбу, над переносицей, между бровей стали вырисовываться крест на крест два
меча -
их пурпурные лезвия вдруг ярко проступили на матовой бледности кожи. Рот его
чуть
было приоткрылся, чтобы произнести угрозу или бросить вызов, но взгляд,
неожиданно
встретившийся с глазами Адриен, вынудил его тотчас растянуться в улыбке:
- Вы - хозяин, господин граф, когда-нибудь Бог нас рассудит, - сказал он.
Два ярко-красных меча, только что рассекавшие его лоб, постепенно исчезали. М-
ль де Сувини, потрясенная, уставилась на графа Паппенхейма, в её глазах застыл
немой
вопрос.
- Ах-да! - как бы спохватившись, надменно подняв брови, заговорил граф де
Паппенхейм. - Вы увидели эти две шпаги, скрестившие свои лезвия на моем лбу? -
это
знак моего рода, знак Паппенхеймов. Бог запечатлел на наших лбах нестираемую
отметину, подтверждающую знатность рода. В Германии любой солдат, увидев знак,
тотчас определяет, кто перед ним, трепещет и встает при нашем появлении.
- А здесь никто не трепещет перед вами, господин граф! - заметил ему г-н де
Шарней. - Тот, кто говорит с вами, видел коннетаблей и знает, что шпага маршалов
Франции стоит шпаги маршалов Германии. И пусть мы не трепещем, зато каждый из
нас
может сказать те же слова, что и я: "Оставайтесь, дом в вашем распоряжении"; или
"Езжайте, ворота открыты!"
И, несмотря на свою спесивость, граф де |