сморщенного, с длинной неопрятной боро-
дой, одетого в мохнатую шкуру. Старик попрыгал на одном месте, словно
утрясая свое тело, мигнул сразу обоими глазами и осклабился в беззубой
улыбке.
- Ну что, боязно?
- Нисколько, - сказал Егор охрипшим и нарочито приподнятым го- ло-
сом. - Значит, так, опять не люди... Ну, спасибо за добро. Я пойду, по-
жалуй. Отдайте мне мой топор и нож. Мне без них никак нельзя.
Егору стало так плохо, что нашлось только одно емкое русское слово
для определения его состояния в эту минуту - муторно. И было ему так му-
торно, что хоть на четвереньки становись и вой в полный голос. Если бы
не было у него совсем надежды на спасение и человеческое участие, то,
может быть, он легче перенес увиденное сейчас. Но он уже видел себя сре-
ди людей, одетым и накормленным, обласканным и согретым, и когда убедил-
ся, что и это не люди и помощи ждать не придется, то понял, что снова он
одинок, снова совсем один на всю бесконечную тайгу, равнодушную к людям,
к их бедам, к их жизни, к их страданиям и смерти.
- Я пойду, - упрямо повторил он и шагнул к двери.
- Постой, Егорушка, - услышал он знакомый голос, обернулся и увидел,
что мальчишка на печи стал той самой девочкой, чистенькой, на- рядной, с
красной лентой, вплетенной в косу.
- Ряд волшебных изменений, - буркнул Егор и, не оглядываясь, вы- шел
из избы.
Было сумрачно и тихо в тайге. Резко пахли цветы и сухие травы, спа-
ленные зноем, небо мутнело, и чувствовалось - не миновать дождя. Егор
спустился с высокого крыльца, осмотрелся вокруг. Место было совсем нез-
накомое. Бурелом и чаща, темная, с огромными соснами, обросшими мхами, с
валунами, громоздящимися среди высоких папоротников, и ни тропки, ни вы-
боины, ни кострища, ни ровного места. Будто здесь никто никогда и не
жил. Изба стояла среди всего этого, и казалось, что она выросла из зем-
ли, как дерево, и сама живет, сосет соки глубокими корнями, чуждая чело-
веку, изд |