гельм, не хотевший признать,
что именно ей предназначено смыть позор с Германии, - он ради нее
предпринял поездку в Италию, как уверяла и сестра Анна, - этот
Фридрих-Вильгельм Пфафрат дружелюбно похлопал ее по спине и сказал: "Не
горюй, Ева, разумеется, мы выручим нашего Готлиба". И она отпрянула и
закусила губу до крови: он сказал "Готлиб", раньше он никогда бы этого не
посмел - разве не подлая измена называть штандартенфюрера, эсэсовского
генерала и одного из высших чинов безбожной нацистской партии Готлибом?
Юдеян ненавидел свое имя, эту поповскую слизь, навязанную ему отцом,
школьным учителем, он не хотел быть Готлибом, не хотел быть угодным богу,
и он приказал родным и друзьям называть его Гецем, а деловые и официальные
бумаги подписывал Г.Юдеян; Гец - было имя производное, вольно образованное
из Готлиба и напоминавшее о буйных днях, о диком разгуле добровольческих
корпусов, но Фридрих-Вильгельм - человек корректный, хранивший в своем
шкафу собрание сочинений Гете в кожаном переплете, считал имя Гец
неподходящим, правда, ядреным, подлинно, немецким, но все же напоминающим
слишком известную, слишком вольную цитату; кроме того, это было
присвоенное, оккупированное имя, а нужно, чтобы каждого звали так, как
окрестили, поэтому теперь, когда он считал себя более сильным и мог себе
это позволить, он снова называл Юдеяна Готлибом, хотя и сам находил такое
имя смешным и нелепым для настоящего мужчины.
Она была вся в черном, в черном платье ходила она от окна к зеркалу,
висевшему над умывальником, ходила взад и вперед, как по тюремной камере,
- так мечется пойманный, но неукрощенный зверь; все эти годы она носила
траур, только в лагере предварительного заключения она была не в трауре -
ее задержали в дорожном костюме, когда же выпустили, она согласилась взять
у сестры черное платье, так как вся ее одежда пропала, шкафы были
разграблены, а дома, п |