Вавила процедил сквозь зубы какое-то мудреное проклятие и вынул из-за
пазухи тряпочку, в которой были завернуты монеты.
- Забирайте, - презрительно сказал он. - Небось завидуете, что сами не
догадались, а теперь отымаете.
- Поди с глаз вон, - объявил купец, а сам взял тряпочку и отправился с
ней в нумер к пассажиру.
- Наши извинения, - сказал он, протягивая деньги. - Я говорю, один дурной
жеребец весь табун осрамит. Негодящий он человек, и впредь не давайте ему
денег.
Чужеземец настороженно шевелил ушами и никак не мог понять, что говорит
ему Жбанков. Он даже не протягивал рук, чтоб забрать деньги.
- Вот, берите, нам чужого лишнего не надо. - Купец положил сверток на пол
и повернулся уходить. Но прежде он успел оглядеть нумер. Постоялец разложил
повсюду свои вещи, открыл коробки. В углу покоился мрачной громадой его
истукан. Ростом он был на две головы выше Степана. Шеи не было, но в верхней
части имелась темная большая дырка, несомненно, рот. А по бокам неизвестный
ваятель провел глубокие борозды, обозначив, что у идола есть и руки. Камень
казался шершавым и скверно обработанным. Жбанков подумал, что скульптор
Фейфер, к которому он как-то ездил заказывать гипсовых амуров на крыльцо,
смог бы сработать такого идола куда искуснее. Он бы и камень отшлифовал, и
узорчиков разных высек, даром что немец.
Но пора было возвращаться к делам. Благодушие слетело с Вавилы, как
шелуха, и он еще больше чужака возненавидел. Теперь он не только кричал и
сквернословил в ответ на его причуды, но сам искал повода столкнуться,
наговорить дерзостей, да еще и незаметно дать тумака.
На следующий день такой случай ему представился.
К обеду все ожидали пропадания тяжести предметов. А до того, как обещал
Меринов, произойдет некая круговерть, связанная с торможением и
разворачиванием снаряда. Хоть никто и не понимал, зачем тормозить на
половине дороги, но перечить не ста |