личные технологии изготовления панелей для жилых
домов, мы знали много о преимуществах и недостатках сборного и монолитного
железобетона, представляли, во сколько раз выгоднее плавить сталь в
конверторе по сравнению с мартеном, разбирались в особенностях выращивания
не только кукурузы, но и чумизы, пшеницы, овощей, винограда, фруктов,
восхищались возможностями замены металла пластмассой, следили за успехами
судов на подводных крыльях, знали и о многом другом.
Со мной, поскольку я был причастен к оборонным делам, отец обсуждал еще и
вопросы, связанные с авиацией, ракетами, танками. Но никогда в разговорах
при нас он не касался кадровых вопросов. Взаимоотношения в руководстве были
абсолютно запретной темой. Даже в июне 1957 года, когда противоречия
вылились в бурные заседания Президиума, а затем Пленума ЦК, мы могли только
по косвенным признакам догадываться, что же происходит. Сведения приходили
со стороны. О том, чтобы задать вопрос отцу, не могло быть и речи. Ответ был
известен, форма тоже:
- Не лезь не в свое дело. Не мешай.
Поэтому я был просто ошарашен, когда в ответ на мой вопрос о Козлове отец
вдруг заговорил о мучивших его сомнениях.
Дело происходило на даче глубокой осенью 1963 года. Вечером вышли
пройтись. Мы гуляли в свете фонарей по парадной асфальтированной дороге,
ведущей от ворот к дому, как вдруг отец заговорил о ситуации в Президиуме.
Насколько я помню, он пожалел, что Козлов не может вернуться на работу. По
его словам, он очень рассчитывал на Фрола Романовича: тот был на месте,
самостоятельно решал вопросы, хорошо знал хозяйство. Замены отец не видел, а
самому ему уже пора думать об уходе на пенсию. Силы не те, и дорогу надо
дать молодым. "Дотяну до XXIII съезда и подам в отставку", - сказал он
тогда. Потом он стал говорить, что постарел, да и остальные члены Президиума
- деды пенсионного возраста. Молодых почти нет. Отец стал членом Политбюро |