в и не кашляй, капитан! -- Кричали они, держа правую руку,
сжатой в кулак, у виска.
Милые, добрые, веселые одесситы! Какие вы смелые на свадьбе этого
мужественного человека. Сейчас вы готовы рискуя, действительно, не про вас
будет сказано, жизнью, вместе с ним везти детей из фашистской Испании. Где
вы будете, когда этого человека придут арестовывать в мае будущего года? Вы
же знаете, кто это с дворником поднимается по лестнице. Так включите
одновременно все вместе свет, вы же соседи. Высуньтесь в пижамах из окон и
разом крикните: "Но пасаран!"
-- Ша, ша, ша. Это же НКВД. Ваши хохмы там не проходят. И вообще, за
кого сейчас можно поручиться? Вы уверены, что ваш папаша не английский
шпион? Не германский диверсант? Поздравляю ваших родителей -- у них
преданные дети.
Через двадцать страшных лет перед ним извинятся.
-- Мы извиняемся. Сами понимаете, такое было время. Вас оклеветали.
Между прочим, ваши же. Возвращайтесь на свой пароход. Вы снова капитан,
товарищ Хосе. Еще раз простите. Но вы видите, они -- не прошли. Извините
третий раз за двадцать лет каторги.
Во дворе на Малой Арнаутской, когда он вернулся, распахнулись все окна
в апрель 1957 года. Соседи в пижамах высунулись до пояса из окон своих
квартир.
-- Фима, что я тебе говорил, он такой же немецкий шпион, как я
китайский император.
-- Ты меня с кем-то путаешь. У нас с тобой не заходила об нем речь.
-- Забыл? Не помнишь? Значит у тебя не только геморрой, но и склероз.
На корабль они пришли вдвоем -- испанец и его жена. Посередине трапа он
остановился.
-- Тебе плохо? -- спросила Муся.
-- Мне хорошо, -- ответил он.
Капитан наклонился и поцеловал ступеньку. Худой, подтянутый, седой, он
был похож на Одиссея. Во всяком случае, нам, романтикам-дуралеям так
казалось. Валерка был дежурным. Он стоял на палубе у трапа. Капитан пожал
ему руку.
-- Сегодня ветрено, матрос? -- |