ись, - а, надо быть, господин Горио
богат чертовски, коли ничего не жалеет для своих красоток. Верите ли, на
углу Эстрапады[27] стоял роскошный экипаж, и в этот экипаж села она!
Во время обеда г-жа Воке пошла задернуть занавеску, чтобы папаше Горио
солнце не било в глаза.
- Господин Горио, вас любят красотки, - смотрите, как солнышко с вами
играет. Чорт возьми, у вас есть вкус, она прехорошенькая, - сказала вдова,
намекая на его гостью.
- Это моя дочь, - ответил Горио с гордостью, которую нахлебники сочли
просто самодовольством старика, соблюдавшего внешние приличия.
Спустя месяц со времени первого визита к Горио - последовал второй. Его
дочь, которая была у него первый раз в простом утреннем платье, теперь
явилась после обеда, в выездном наряде. Нахлебники, болтавшие в гостиной,
имели случай полюбоваться на красивую, изящную блондинку с тонкой талией,
слишком изысканную для дочери какого-то папаши Горио.
- Да их две! - заявила, не узнав ее, толстуха Сильвия.
Через несколько дней другая девица, высокая, хорошо сложенная брюнетка
с живым взглядом, спросила г-на Горио.
- Да их три! - воскликнула Сильвия.
Вторая дочь навестила отца тоже утром, а несколько дней спустя приехала
вечером в карете, одетая в бальный туалет.
- Целых четыре! - воскликнули г-жа Воке с толстухой Сильвией, не
заметив в этой важной даме никакого сходства с просто одетой девицей,
приходившей в первый раз утром.
Горио еще платил тогда за пансион тысячу двести франков. Г-жа Воке
находила вполне естественным, что у богатого мужчины четыре или пять
любовниц, а в его стремлении выдать их за своих дочерей усматривала даже
большое хитроумие. Она нисколько не была в претензии, что он их принимал в
"Доме Воке". Но так как этими посещениями объяснялось равнодушие пансионера
к ее особе, вдова позволила себе в начале второго года дать ему кличку
"старый кот". Когда же Горио скатился до |