и
дозволь мне повергнуть ее язвы к стопам твоим. Посылай свои священные письма
в Эрзерум: там я пробуду несколько месяцев.
Из Эрзерума, месяца Джеммади 2, 11-го дня, 1711 года
ПИСЬМО XVII. Узбек к нему же
Я не могу, божественный мулла, преодолеть нетерпение: нет сил дождаться
дивного ответа. Меня обуревают сомнения, рассей их: я чувствую, что ум мой
мутится; верни его на путь истины; источник света, просвети меня; срази
своим божественным пером трудности, которые я сейчас изложу тебе; внуши мне
презрение к самому себе и стыд за тот вопрос, который я тебе сейчас
предложу.
Отчего наш законодатель лишает нас свиного мяса и всех видов говядины,
называя их нечистыми? Отчего он запрещает нам дотрагиваться до трупа и
повелевает беспрестанно омывать тело, чтобы очистить душу? Мне кажется, что
сами по себе вещи ни чисты, ни нечисты: я не могу различить ни одного
качества, присущего им от природы, которое делало бы их такими. Грязь
кажется нам грязной только потому, что оскорбляет наше зрение или
какое-нибудь иное из наших чувств, но сама по себе она не грязнее ни золота,
ни алмазов. Мысль о том, что прикосновение к трупу оскверняет нас, возникает
только из нашего естественного отвращения к мертвецам. Если бы тела тех, кто
никогда не моется, не оскорбляли ни обоняния, ни зрения, как можно было бы
обнаружить, что они нечисты?
Итак, божественный мулла, чувства оказываются единственными судьями
чистоты или нечистоты вещей. Но так как ощущения от предметов отнюдь не
одинаковы у всех людей; так как то, что вызывает приятное ощущение у одних,
внушает отвращение другим, то отсюда следует, что свидетельство чувств не
может служить мерилом, если только не утверждать, что каждый волен по
собственному усмотрению решать этот вопрос и отличать, когда это его
касается, чистые вещи от нечистых.
Но, святой мулла, ведь такими соображениями опровергаются ра |