ники. Дедушка, бабушка, которых
он
смутно помнил и которые наверняка искали его. Но... в те годы крупных аварий с
жертвами у нас "не было". Корабли и подводные лодки умудрялись бесследно
исчезать, не то что пассажирские автобусы - и маленькие мальчики, ездившие в
них
с мамами и папами... Вот так Тошка остался на белом свете один. Имя-отчество
свои он знал: "Антоша я... а папу - И-о-ием..." А вот фамилию: "А-я-о-ев..." -
так никто расшифровать и не смог. В свои четыре года он говорил ещё не
особенно
хорошо...
Следователь Сайской городской прокуратуры Антон Григорьевич Панаморев
загасил очередной окурок, строго посмотрел на переполненную пепельницу и
решительно встал из-за стола: "Всё. Перерыв!"
Окурки полетели в мусорное ведро, а на тумбочке ворчливо забормотал
электрический чайник. Волевым порядком Антон Григорьевич переместил в самый
дальний угол огромного стола стопку уголовных дел, отработанных за день. На
освободившееся пространство легла расстеленная газета, а сверху - пакет,
распространявший запах пряностей и баранины. Сегодня, возвращаясь с очередного
места происшествия в прокуратуру, Панаморев заглянул к знакомому калмыку, -
тот
недавно открыл своё дело и вовсю торговал манты - восточными пельменями,
крупными, как пирожки. Состав фарша был коммерческой тайной, но манты
оставались
необычайно вкусны даже застывшими. Хотя сам калмык - знаток и гурман - в таком
виде их есть бы точно не стал...
Антон Григорьевич включил радио.
Запах пряной еды, шум закипающего чайника, тихая музыка и мягкий свет от
настольной лампы умудрились на время превратить казённый кабинет в уютную
комнатку. Преображению не могли помешать даже стены, покрытые самой что ни
есть
"сортирной" зелёной масляной краской. Ещё в его кабинете имелся старый-
престарый
диван с очень высокой, в рост человека, местами лопнувшей спинкой. Панаморев
беспардонно плюхнулся поперёк и потянулся так, что захрустели суставы. Закрыл |