почтительно поклонились мне глубоким восточным поклоном. Я же, помня
наставление Али, даже не кивнул им, а просто сел на указанное мне место.
Только когда все гости расселись, заняли свои места Али и высокий
красавец. Музыка заиграла ближе и громче, и одновременно слуги стали вносить
дымящиеся блюда. Мальчики разносили фарфоровые китайские пиалы и серебряные
ложки, подавая их каждому гостю.
Но не все гости накладывали жирный, дымящийся плов, в пиалы и ели его
ложками. Большинство запускали руки прямо в общее блюдо и ели плов руками,
что вызывало во мне чувство отвращения, близкое к тошноте. Хотелось убежать,
хотя никогда прежде не виденная мною толпа представляла зрелище красок и
нравов чрезвычайно интересное.
На наш стол тоже подали блюдо плова, но я не прикасался к нему, помня
наставление Али и ожидая специального кушанья. И действительно, от его стола
отделилась высокая фигура поразившего меня красавца, и он подал мне
серебряную пиалу с небольшой золотой ложкой.
Очевидно, честь, оказанная мне, считалась по здешним обычаям очень
высокой, потому что на мгновение в зале умолк говор и шум, и вслед за
наставшей тишиной пронеслись удивлённые восклицания.
Гости, судя по жестам и мимике, спрашивали друг друга, кто я такой.
Многие очень серьёзно поглядывали на меня, что-то говорили своим соседям, и
те удовлетворённо кивали головой. Но в это мгновение внесли новые ароматные
блюда, и всеобщее внимание отвлеклось от меня.
Я невольно встал перед державшим мою чашу красавцем. Он улыбнулся мне,
поставил пиалу на стол и поклонился по-восточному. От его улыбки, от добрых
его глаз, от какой-то чистоты, которой веяло от него, меня наполнила такая
радость, как будто я увидел старого, верного друга. Я отдал ему глубокий
восточный поклон.
Мои соседи по столу задавали мне какие-то вопросы, которых я не понял и
не расслышал, а видел только их шевелящиеся губы и во |