омнить страшно. Не выдюжу я - ужас такой! Если еще
раз случится - кончу себя, и все! Всем лучше будет...
Я с удивлением обнаружил, что Антоха совершенно трезв. Слова он
выговаривал внятно, только очень волновался. Спиртным от него не пахло.
- Погоди, не реви! - в Антохин бред мне что-то не верилось. - Ты
сегодня днем в автобусе ехал?
Он уставился на меня совершенно круглыми глазами.
- А ты откуда...
- Погоди, погоди, ну-ка, давай начинай с автобуса. Рассказывай!
- Рассказывай тебе! Меня, может, трясти начинает, как я вспомню про
это, а ему - рассказывай! Я в этом автобусе, может, полжизни оставил! Оно
же там как раз и началось все. Выпимши я был. Стою себе у двери, никого не
трогаю. Вдруг - как ударило меня что-то! В глазах померкло, и больше я
автобуса не видел, а оказался я...
Антоха рассказывал ужасно путано, повторял много раз одно и то же,
забегал вперед, но постепенно мне становилось ясно, что именно с ним
произошло.
Очнувшись, Антоха обнаружил, что сидит на бетонном полу. Сначала он
подумал, что попал по обыкновению в милицию, но, оглядевшись, понял, что
ошибается.
Он находился в гулком холодном коридоре с бетонным полом, стенами и
потолком. Коридор плавно изгибался и просматривался всего метров на десять
назад и вперед. Никаких дверей в стенах не было. Антоха поднялся на ноги и
задрал голову, но и на потолке не было никакой дыры, через которую он мог
свалиться в этот коридор. Он потрогал стену и пнул ее легонько ногой.
Стена никак не отреагировала. Она была влажная, в рыжих потеках и,
по-видимому, очень толстая. Антоха повернулся и поплелся по коридору.
"Что за муть? - думал он раздраженно, - я им, заразам, щас устрою".
Ему казалось, что стоит дойти до людей, как он вдолбит кому надо, что с
автобуса его сняли незаконно, перед ним немедленно извинятся и покажут,
где тут выйти. Он даже начал вслух репетировать свою будущую ре |