ствовательным или
метафорическим. Второе относится к внелингвистической "референции" тех и
других выражений и тем самым к их притязаниям на истину.
1. Остановимся сначала на срезе "смысла". а) Что касается общности
смысла, наиболее элементарная связь между повествовательным "жанром" и
метафорическим "тропом" состоит в их общей принадлежности дискурсу, т. е.
формам употребления языка, равным или превышающим по измерению фразу.
2. Как мне представляется, один из первых результатов, достигнутых
современными исследованиями метафоры,- это перемещение анализа из сферы
слова в сферу фразы. По определениям классической риторики, восходящим к
"Поэтике" Аристотеля, метафора есть перенос обычного наименования с одной
вещи на другую в силу их подобия. Чтобы понять действие, порождающее такое
распространение, нужно выйти за рамки слова и подняться до уровня фразы и
говорить скорее не о метафоре-слове, а о метафорическом выражении. Тогда
окажется, что метафора-это работа с языком, состоящая в присвоении
логическим субъектом ранее несоединимых с ним предикатов. Иными словами,
прежде чем стать девиантным наименованием, метафора представляет собой
необычную предикацию, нарушающую устойчивость и, как говорят, семантическое
пространство (pertinence) фразы в том виде, в котором оно образовано
употребимыми, т. е. вошедшими в лексику обозначениями, наличными терминами.
Если, таким образом, принять в качестве гипотезы, что прежде всего и
главным образом метафора-это необычное атрибутирование, становится понятной
суть того превращения, которому подвергаются слова в метафорическом
выражении. Это "эффект смысла", вызванный потребностью сохранения
семантического пространства фразы. Метафора возникает, когда мы
воспринимаем сквозь новое семантическое пространство и некоторым образом
под ним сопротивление слов в их обычном употреблении, следовательно, их
несовместимость на уровне буквального истолкования фразы. Именно это
соперничество нового метафорического пр |