Книга "Демон и Лабиринт", Ямпольский М.

Краткое описание/вступление:

ву,  идет  о  регрессии таких тел на чисто
моторный,  бессознательный  уровень  поведения,  пробуждающий   у   читателя
"физиогномические восприя-
     22
     тие" и создающий эффект одушевленности и неодушевленности одновременно.
     Звуковое минирование в данном случае превращается в нечто механическое,
внешне-телесное.   В   пределе  даже  воображаемое  тело  рассказчика  может
превратиться в машину. Гоголь, возникающий из конвульсий его сказа,  --  это
по  существу  "машина-Гоголь"  с  программой  своих  уверток, с ограниченным
репертуаром  телесной  механики3.  Показательно  поэтому,  что,  по   мнению
Эйхенбаума,  его  персонажи  говорят  языком,  "которым  могли  бы  говорить
марионетки"(Эйхенбаум 1969: 317). Машина исполнителя  отражается  в  машинах
персонажей.
     Когда  Эйхенбаум  определяет Гоголя как "исполнителя", а не как автора,
он как будто предполагает, что писатель воспроизводит некий предсуществующий
текст, а не создает новый. Такая  ситуация  имеет  смысл  лишь  в  контексте
телесного  машинизма  как  генератора  текста.  Действительно,  несмотря  на
сложный конгломерат движений, включенных в телесные содрогания  Петуха,  они
следуют  механике "кузнечного меха", то есть воспроизводятся без изменений в
каждом  новом  цикле.  Движение  Петуха,  несмотря  на  всю  его   кажущуюся
изощренность,  в  действительности зафиксировано в некой неотвратимой, почти
статической повторяемости.
     Этим "машинизмом" объясняется и частый упрек в мертвенности гоголевских
персонажей, которые "ничего не выражают".  Процитирую  известное  наблюдение
Василия   Розанова,   буквально  формулирующее  поэтику  Гоголя  в  терминах
"физиогномического восприятия":
     "Он был гениальный живописец внешних форм, и  изображению  их,  к  чему
одному  был  способен,  придал каким-то волшебством такую жизненность, почти
скульптурность, что никто не заметил, как за этими формами ничего в сущности
не скрывается, нет никакой души, нет того, кто бы н