иралось у Петьки
Самохина на праздники. В прошлый день Победы только трое пришли, остальные
- кто болел... Встречались вообще-то последнее время довольно часто, но те
встречи были далеко не праздничные, да и какие это встречи, это -
проводы...
Так что не от злобы или плохого характера, не от жестокости Петр
Васильевич мучил жену похоронными разговорами, а потому что видел -
подходит время, и смерть представлялась ему последним заданием, которое
скромно и с достоинством предстоит ему выполнить на земле. А только дурак
полагает, будто умереть можно кое-как и безответственно. Пускай, дескать,
родственники беспокоятся и хлопочут, а мне что - лег себе в гроб, руки
крест-накрест и спи, дорогой товарищ.
Петр Васильевич недаром был ветераном и солдатом, он, может, потому и
войну без ранений прошел, с одной контузией, что все умел и привык делать,
как следует, хоть окоп вырыть, хоть автомат смазать. А теперь - это тебе
не окоп, тут надо решить ряд важных вопросов: материальное обеспечение
жены, то есть, конечно, вдовы, распорядок ее дальнейшей жизни, организация
похорон. Естественно, и в этих делах не на родственников рассчитывал
Тютин, а на боевых товарищей, знал, что помогут Марье Сидоровне и внуков
не оставят, но надо же и самому руки приложить. Как раз сегодня утром он
принялся составлять список: фамилии и адреса тех, кого обязательно надо
пригласить, чтобы проводили его в последний путь, но жена, увидев этот
список, ударилась в такой рев, дура старая, что Тютин разозлился, скомкал
бумагу, сунул в карман и ушел, хлопнув дверью, в сад на прогулку. Вот
ведь, ей богу, бабий ум! Курица и курица. Будет потом метаться, кудахтать,
кого позвать, как сообщить, где найти. Самой же приятно: пришли проститься
с мужем хорошие люди, никто не побрезговал, вот, пожалуйста, фронтовые
друзья, а это - рабочий класс, товарищи, ученики, смена то есть. А тут -
руководство, Ладно... Допишет |