ам вдоль реки. В больнице Алек столько времени
проводил в раскалившемся на солнцепеке помещении, что с жадностью
устремлялся на свежий воздух, как только удавалось освободиться. Бывало, в
воскресенье после обеда они выезжали, прихватив корзину с едой, и без конца
говорили обо всем, о чем только можно было говорить, кроме личных
обстоятельств Касси Флетчер. Как все влюбленные, они стремились к уединению.
Ложились под деревом и страстно целовались. Тела их горели. Алек так искусно
ласкал ее обжигающими тело руками, что Касси казалось, она умрет, если ему
откажет. Но, как ни настаивал Алек, как отчаянно ни добивался ее, она не
позволяла ему того выражения любви, которого они оба так страстно желали:
Она ни на минуту не забывала, что их разрыв неизбежен.
Алек часто говорил ей, что он не мальчишка, чтобы целоваться в лесу или в
машине, а взрослый мужчина, серьезный врач, Касси лишь пожимала плечами и
отвечала: или так, или никак.
Все время сознавая, что их отношениям неизбежно придет конец, Касси
старалась не думать об этом. Скоро, слишком скоро Алек уедет. В то
последнее, роковое воскресенье они, как всегда, гуляли по берегу реки,
слишком поглощенные друг другом, чтобы замечать, что делается вокруг. И
когда поднялся ветер, а небо потемнело от туч, они вдруг поняли, что слишком
далеко отошли от автомобиля. Дождь полил как из ведра; гром раскалывал небо;
молнии, казалось, стремились пронзить землю. Алек бежал с Касси к
полуразвалившейся барже, брошенной на берегу. Плотно прикрыв покосившуюся
дверь, они крепко прижались друг к другу, не обращая внимания на паутину и
запах гниющего дерева. Касси испугалась, но испуг мгновенно сменился
опасным, искусительным жаром. Их поцелуи становились все более горячими.
Алек отстранил ее. Его глаза, не отрываясь, смотрели на ее грудь под мокрой,
плотно прилипшей майкой. Вдруг оба упали на колени, и Алек стал стаск |