ПАТРИЦИЯ ГЭФНИ
ЛЮБИТЬ И БЕРЕЧЬ
Она наконец встретила его — самого сильного и красивого мужчину в своей
жизни. Но что делать, если он — священник, а она — замужняя леди? И хотя
семейная жизнь Энн подобна аду, она не смеет дать волю чувству. Каждая новая
встреча для них — безумная пытка. Страсти раскаляются до предела. И когда
приходит ложное известие о смерти мужа, их близость становится неизбежной,
принеся им великое счастье... и невыносимую боль. Но разве любовь может быть
грехом?
И разве ад вдвоем не может стать раем?
1.
Лорда д’Обрэ было трудно любить. Даже на смертном ложе.
«Господи, дай мне терпения и смирения», — молил преподобный Кристиан
Моррелл, работа которого как раз в том и заключалась, чтобы любить вещи, для
любви непригодные. Склонившись над кроватью, но не касаясь ее — старый виконт,
хотя и был тяжко болен, по-прежнему приходил в ярость, когда кто-нибудь кроме
врача подходил к нему слишком близко, — Кристи спросил, не угодно ли его
светлости причаститься.
— Что? Прямым ходом на небеса? Как, по-твоему, викарий, попаду я на
небеса? А? Думаешь, я... — Тут он задохнулся; его пергаментно-желтое лицо
посинело, из горла вырвался булькающий свист. Он был уже слишком слаб, чтобы
кашлять и только судорожно глотал воздух, пока спазм не прошел. Затем,
обессиленный, замер, безвольно уронив руки на впалую грудь.
Кристи снова откинулся на высокую спинку стула, который придвинул к
кровати так близко, как только позволил старик. Масляная лампа сбоку от ложа не
могла рассеять сумрак этой огромной спартанского вида спальни; его глаза
чересчур напрягались, когда он пытался читать свой молитвенник. Снаружи, за
тяжелыми шторами, сияло полуденное солнце. Девонширская весна шествовала во всем
своем блеске и великолепии. Но даже сама мысль о мире живой жизни казалась здесь
чем-то фривольным, плодом разыгравшегося воображения. Быть может, за окнами
сейчас пели жаворонки, жужжали насекомые, |