ой плоскости к полному
саморазрушению.
- Гм... вот как? Этого допустить нельзя.
- После двух лет обучения в Дартмутском колледже его успеваемость нельзя
назвать даже посредственной. Он ведет себя
хуже, чем Сэмюэль. Он дерзок, ленив и непослушен. Ему нужна твердая рука, и если
ты будешь по-прежнему закрывать
глаза на его недостатки, Харли, то окажешь сыну плохую услугу. Это не проявление
доброты, а прискорбное пренебрежение
отцовским долгом.
Бедный папа! Он еще что-то задумчиво промычал себе под нос, передвинул
бумаги на столе, снял и протер очки, снова
нацепил их и взглянул на Филипа, несомненно пытаясь примирить в уме картину
ужасающего распутства, нарисованную его
сестрой, с образом этого красивого молодого человека с кроткими глазами и
беспечной улыбкой.
Типичная сцена в семействе Винтеров, вдруг сообразила Сидни. Все ждут,
чтобы папа принял решение, высказал мнение,
что-то сделал, совершил поступок, хотя в глубине души все прекрасно знают, что
ничего он не сделает. Сидни знала не
только это. Ей было отлично известно, что Филип убегает из дому, курит, выпивает
и занимается, по выражению тети
Эстеллы, "еще кое-чем похуже", с одной-единственной целью: чтобы привлечь
внимание отца, вызвать у него хоть какой-
нибудь отклик. А ведь, казалось бы, ему давно уже следовало понять, что это дело
безнадежное. Сидни тоже как-то раз
проделала нечто подобное: сбежала со Спенсером вместо того, чтобы подождать еще
пять недель, остававшихся до
торжественной церемонии венчания. Но все, чего она добилась, это возмущенных
протестов тети Эстеллы. Тоже неплохой
результат, но совсем не тот, какого она ожидала.
Ее тетушка явно вознамерилась доиграть спектакль до конца.
- Итак, Харли? Какие дисциплинарные меры ты предлагаешь ради спасения
своего сына?
Профессор Винтер, органически неспособный что-либо предпринять без
подсказки, беспомощно постучал пером по
промокашке.
- А? Ну что ж... |