становилась газовая
камера. И вот он ковыляет под грузом особенно тяжелой шпалы; остается уже
несколько шагов до места, куда ее надо сбросить, когда я вижу, что его нога
скользит. Я еще своей шпалы не получил и почти автоматически бросаюсь его
поддержать. В тот же момент на мою спину опускается, дубинка конвоира, и
яростный окрик возвращает меня на место. А ведь всего несколько минут назад тот
же конвоир презрительно разглагольствовал о том, что у нас, свиней, нет духа
товарищества.
В другой раз мы должны были при 20-градусном морозе копать промерзшую, твердую,
как камень, землю для прокладки водопроводных труб. К этому времени я уже очень
ослабел физически. И вот появляется надзирающий за работами - толстощекий,
румяный, с лицом, весьма напоминающим свиное рыло. Как нам, замерзающим, не
позавидовать его полушубку, его отличным перчаткам - ведь мы одеты в тряпье,
руки у нас голые! С минуту он молча разглядывал меня и кучу выкопанной земли
передо мной - свидетельство моей продуктивности. Я предвижу недоброе, и
действительно, следует крик: "Ты, свинья! Я слежу за тобой все время! Я еще
покажу тебе, как надо работать! Ты у меня будешь зубами землю грызть! Ты здесь
подохнешь, уж я об этом позабочусь! Ты у меня за два дня сгинешь! Ты в своей
жизни ни дня не работал, это видно. Кем ты был, ты, скотина? Разные делишки
обделывал, ха!".
Мне уже все равно. Я понимаю: угрозу моего быстрого уничтожения надо принимать
всерьез. Но я выпрямляюсь, смотрю ему прямо в глаза и говорю:
- Я был врачом. Врачом-специалистом.
- Что? Врачом ты был? Деньги ты у людей вытягивал - в это я поверю.
- Господин руководитель работ! Как раз основную свою работу я вел бесплатно - в
больнице для бедных.
Да, это было уже слишком! Он бешено бросается на меня, опрокидывает на землю,
что-то орет как одержимый...
Но мне повезло. Капо моей рабочей группы благоволил ко мне. Во время
многочасовых маршей на работы и с работ я выслушивал его прост |