люции, жела-
ли читать романы: роман
требует кушетки, он отдохновенен.
А Шкловский подсовывал новый
жанр -- газету, в ко-
торой писали в основном
о неприятностях.
В конце концов был достигнут
компромисс, известный
как "социалистический реализм".
Соцреализм, взятый в его
сталинском варианте -- с ка-
нонизацией Маяковского,
но и с уходом от левого искусства
в "психоложество", -- очень
большая тема: о конце рево-
люции, конце утопии. В длительной
перспективе это был
поворот к лучшему, если
угодно -- к человеку Достоевского,
взятому со всеми его
почесываниями. Позднее поэт скажет:
"ворюги мне милей, чем кровопийцы".
Поначалу, однако, это был
отказ от Татлина, Малевича
и Мельникова, и для людей
Шкловского создавалось впе-
чатление перемены к худшему.
Потому что даже газету
умудрились сделать отдохновенным
чтением -- сказкой.
Дело было решено так: вместо
эстетического авангарда
создадим номенклатуру, которая
и будет ощущать жизнь
во всей чувственной полноте
вместо того, чтобы деклари-
ровать чисто эстетическую
необходимость таковой.
Писателям же было предложено
создать собственную
номенклатурную элиту. И
они на это с удовольствием пошли.
Иначе и быть не могло: ведь
больше всего писатель жаждет
воплотиться.
Главное задание соцреализма
-- даже не мифотворчес-
кое. Оно -- в обнаружении
психологии художественного ти-
па личности, в социальной
манифестации таковой. Тут имеет
место обнажение приема и
реализация метафоры: становясь
платным функционером идеократического
режима, худож-
ник превращается в жреца
и начинает жрать. Может быть,
такова и была первоначальная
природа института жрецов.
Соцреализм снова снял с
него культурные покровы, десуб-
лимировал его.
Розанов недаром любил православных
попов за их вкус
к осетрине.
39
Так и художник: следует говорить
не о "вкусе" его,
т. е. не о чем-то "художествен |