орожную попытку коснуться пола и вдруг перевернулся головой
вниз. Арсен Георгиевич, смеясь, помог ему принять прежнее положение.
Оба астронома направились к окну. Вернее, направился один Пайчадзе, а
Белопольский двигался за ним, уцепившись за его руку. Достигнув стены, он
ухватился за один из бесчисленных ремней, прикрепленных повсюду, и,
по-видимому, обрел устойчивость. Пайчадзе нажал кнопку - металлическая
ставня поползла в сторону.
Любопытство заставило меня покинуть спасительный тюфяк. Я медленно
отстегнул ремни и снял шлем. Было странно чувствовать свои невесомые руки.
Я бросил шлем на тюфяк, но он не упал, а повис в воздухе. Осторожно,
стараясь не делать резких движений, я стал подниматься на ноги. Все шло
хорошо, и я самодовольно думал, что избегну ошибки Белопольского, как
вдруг, повиснув в воздухе, невольно попытался схватиться за что-нибудь. Мои
ноги на короткий миг коснулись пола, и я, как пушинка, взлетел к потолку, -
вернее, к той части помещения, которая до сих пор воспринималась как
потолок.
Корабль как будто мгновенно перевернулся. "Пол" и все, что на нем
находилось, оказалось наверху. Камов, Пайчадзе и Белопольский повисли вниз
головой.
Мое сердце бешено билось от волнения, и я с трудом удержался от крика.
Камов посмотрел на меня.
- Не делайте резких движений, - сказал он. - Вы сейчас ничего не весите.
Вспомните, что я вам говорил на Земле. Плавайте в воздухе, как в воде.
Оттолкнитесь от стены, но только очень слабо, и двигайтесь ко мне.
Я последовал совету Камова, но не сумел рассчитать силу толчка и
стремительно пролетел мимо него, довольно сильно ударившись о стену.
Не стоит описывать подробно все происходившее почти непрерывно в первые
часы со мной и Белопольским. Если бы эти невольные полеты и кувырканья мы
проделали на Земле, то давно сломали бы себе шею, но в этом невероятном
мире все прошло безнаказанно, если не считать нескольких синяков.
Камов и Пайчадзе, прошедшие уже школу предыдущего полет |