ря, Петру Ивановичу не больно хотелось на экскурсию. Это он
скорее, чтоб хозяев не обидеть. Тем более где Христос родился, он уже видел. В
Вифлееме. Где харч покупали.
- А что если Петр Иванович у нас на крыше позагорает? - предложил Мишка. -
Павел, отнеси гостю матрац.
Настроение у Петра Ивановича было отличное. Да у него всегда было хорошее
настроение, кроме когда живот с перепоя гудел или остеохондроз в руки стрелял.
Или - не к столу будь сказано - в мошонку. От хребта туда боли иной раз
отдавались. Но это все чепуха, так сказать непосредственно. Главное, жив. В
оккупации не подох; после войны голодуха - снова живой; отец в штрафбате сгинул,
матери на переезде "кукушкой" голову отсекло - обратно живой! И на зоне не
пропал. Там, правда, уже взрослым был. Бога гневить не надо. Главное, чтоб из
жопы пыль не шла!
- Ладно, Михаил, не мни водку! - весело призвал он хозяина. - По последней, и -
на крышу!
Плоская крыша, залитая раскисшим от жары гудроном, была густо заставлена
солнечными батареями: их-то, оказывается, и выдумал на весь Израиль, а также для
всех арабов Наум Аронович, первый муж Ирины Васильевны. Ячеистые стеклянные щиты
батарей уставились в синее прокаленное небо. В некоторых ячейках стеклышки были
выбиты, в пробоинах валялись окурки, смятые пачки сигарет и даже пустые банки
из-под пива. На веревках между солнечными батареями сушилось разноперое белье.
Рядом стояло несколько стульев из белого пластика, такой же столик на невысоких
ножках.
Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение - обозревал субботний
иерусалимский двор. Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то
еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее
внизу и вокруг.
- Дай я покурю из твоей сигареты, - робко попросил он, поглядывая на дверь.
Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул
папиросу Пашке.
- А мать узнает?..
Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не |