или когда кто-либо из новотевтонцев являлся в черной
шапочке{42}, распространяя запах йодоформа. И удрученный Дидерих думал:
"Зачем я поддался на уговоры и сделался собутыльником! Теперь мне не
отвертеться!"
И не отвертелся. Но с первого же раза страх его прошел. На него надели
шлем, очки и так тщательно укутали, что большой беды с ним не могло
приключиться. У него не было оснований не подчиняться команде с такой же
готовностью и послушанием, как и в кабачке, а поэтому он постиг искусство
фехтования скорее, чем другие. При первом же порезе у него закружилась
голова: он почувствовал кровь на щеке. Но когда ему зашили рану, он готов
был танцевать от счастья{42} и упрекал себя в том, что приписывал этим
славным людям злой умысел. Именно тот, кого он больше всего боялся, взял его
под свое покровительство и стал его доброжелателем и воспитателем.
Вибель был юрист. Этого одного уже оказалось достаточно, чтобы Дидерих
ему беспрекословно подчинился. Не без самоуничижения смотрел он на костюмы
из английского сукна, в которые одевался Вибель, и на множество цветных
рубашек, которые тот менял одну за другой, пока все они не отправлялись в
стирку. Но больше всего Дидериха ошеломляли манеры Вибеля. Когда тот с
легким изящным поклоном предлагал чокнуться, лицо Дидериха страдальчески
морщилось от напряжения, он склонялся чуть не до полу, половину пива
расплескивал, а остаток выпивал, давясь. Вибель разговаривал тихим,
надменным голосом феодального сюзерена.
- Как хотите, но манеры, изящная ф-форма - это не пустой предрассудок,
- то и дело изрекал он.
Произнося "ф" в слове "форма", он складывал рот воронкой и медленно
выталкивал звук из ее черной глубины. Дидериха каждый раз заново
прохватывала дрожь от такой изысканности. Все в Вибеле казалось ему
утонченно-аристократическим: и то, что рыжеватая щетина усов росла высоко на
губе |