ту, откладывать более нельзя было...
Итак, проснувшись позднее обычного, я потянулся и, просунув ступни меж прутьев
койки, почесал пятки о шкаф. Ни Петрова, ни Жукова, ни Кулинича уже не было. На
столе валялись неприбранные остатки завтрака: куски хлеба, кожура колбасы,
вскрытые, вкусно пахнущие банки из-под каких-то томатных рыбных консервов. Все
это мокло в луже остывшего кипятка, очевидно, жестяной комнатный чайник снова
распаялся. Из-за шкафа я слышал храп Саламова, а рядом, на одной койке, спали
Бepeговой и его брат Николка, молодой парнишка, учащийся железнодорожного
техникума. В отличие от Пашки, был он парень более добрый, но расхлябан-ный,
ленивый, учиться не хотел, и отец, наезжавший из села, поручил его попечению
Пашки. Уже некоторое время Николка оставался ночевать каждый раз в день выдачи
стипендии. Стипендию Николка не получал, но в тот день в общежитии бывали
гулянки, и он пропивал присланные отцом деньги. За это Пашка бил его сложенным
втрое электрическим проводом, бил сильно и до крови. Между ними якобы даже
существовал полюбовный договор на этот счет, составленный в присутствии отца,
который тратил на младшего сына деньги, пытаясь вывести его в люди. И Николка
согласился, что в случае нарушений добровольно будет принимать от Пашки
наказания его...
Я встал осторожно, стараясь не разбудить братьев, так как не любил, когда кто-
либо присутствует во время моего завтрака. Не то чтоб из жадности, жили мы все
самостоятельно, а не коммуной и по молчаливому уговору едой не делились. В
некоторых комнатах, особенно среди молодых, только прибывших, существовали
коммуны и дележ в еде, но этого я не люблю. И даже ушел из такой комнаты жить в
другую. Одно дело угостить, другое - если это норма...
У каждого свои вкусы, свои запасы, свое распределение средств. Я, например,
научился вкусно и экономно питаться, так что, тратя деньги скупо, редко бывал
голоден. Рыбные и мясные консервы, любимое блюдо молодежи, я да |