щей, волшебной тьме и - в
металлическом
отсвете красивых, все еще сверкающих, как броня крестоносца, руля,
никелированного
счетчика и корпуса часов - увижу, как сидящие на переднем сиденье бандит и его
возлюбленная целуются, обнимают друг друга тонкими, в браслетах руками, пальцы
которых
унизаны кольцами. Не только челюсти, сами их черепа будут слиты в нескончаемом
поцелуе.
И тогда, не зажигая больше спичек, глядя на огни города, я подумаю, что это
лучший
способ встретить смерть в момент катастрофы; я с горечью крикну далекой любимой:
дорогая
моя, милая, печальная моя, страшный миг настал, приди ко мне, где бы ты ни была:
в
прокуренном кабинете, на кухне, пропахшей луком, в голубой неубранной спальне -
пора,
приди ко мне; вот он, предсмертный миг, так давай же крепко обнимем друг друга в
тихой
полутемной комнате с задернутыми занавесками, чтобы забыть о приближении
страшной
катастрофы.
Передай привет Рюйе
Мой дед называл их "семья".
Рильке
Утром того дня, когда жена ушла от него, Галип, с прочитанной газетой под
мышкой,
поднимался по лестнице на холм Бабыали (Квартал в центре Стамбула, где
расположена
резиденция губернатора) к своей конторе; он думал о зеленой шариковой ручке,
утонувшей в
Босфоре во время одной из прогулок на лодке, которую устроили им родители много
лет назад,
когда они с Рюйей болели свинкой. Вечером он обнаружит, что прощальное письмо
Рюйи
написано точно такой же зеленой шариковой ручкой, как и та, что он потерял в
детстве. Ту
ручку двадцать четыре года назад Галипу на неделю дал Джеляль, увидев, как она
ему
понравилась. Узнав о том, что она потерялась, Джеляль спросил, в каком месте
Галип обронил
ручку, и, выслушав ответ, сказал: "Потерянной ее считать нельзя, потому что мы
знаем, где она
упала в пролив". Войдя в контору, Галип снова внимательно перечитал "Когда
отступили воды
Босфора" и удивился, что Джеляль расчищал фиста |