подписью нижеследующее:
1) Мне возвращены отнятые вещи.
2) В лагере я не нажил никаких болезней и не получил телесных
повреждений.
3) Обязуюсь ни словом не обмолвиться о виденном слышанном и
происходившем со мной в лагере.
4) Если на свободе услышу разговоры, увижу действия направленные против
национал-социалистов, то немедленно доложу полиции.
5) Настоящий документ подписал добровольно. Никакого насилия, надо мной
не было совершено.
Что правда, то правда. Никто не принуждал подписываться. Хочешь -
пожалуйста, не хочешь - не надо. Подписавшего отпускали, а не подписавшего
оставляли в лагере, предоставляя ему возможность поразмыслить на досуге.
Повторное приглашение было большой редкостью. Тугодумы, оставшиеся за
колючей проволокой думали так напряженно, что в конце концов увлеченные
размышлениями, вылетали в трубу крематория.
В политическом отделе была картотека заключенных, ею официально
заведовал фельдфебель СС Кениг, в прошлом владелец трактира, крикун и
музыкант: он играл на трубе. Больше всего, на свете Кениг боялся призыва в
действующую армию и отправки на фронт, поэтому он всячески старался угодить
высшему начальству. Но заискивал и перед заключенными; кто знает, что может
случиться? Так и маялся, бедняга. Помочь узникам он, конечно, не мог, но и
вреда никакого им не причинял. Завидев Лютке, Кениг принимался с пеной у рта
орать на заключенных, но стоило Лютке скрыться, и Кениг снова разговаривал с
заключенными, как со старыми знакомыми угощал их сигаретами. Все знали, что
Кениг орет для отвода глаз. Среди нас он слыл недурным человеком. За два
года Кениг ни разу даже не толкнул заключенного, что в лагере считалось из
ряда вон выходящим явлением.
В рамках политического отдела существовал еще фотографический подотдел.
Заведовал им фельдфебель, нахал и сладострастник. Занятый своими
фотографиями он почти |