Книга "Последний мир", Рансмайр Кристоф

Краткое описание/вступление:

аменит. Но что значило быть знаменитым поэтом? Ведь стоило Назону зайти 
в любую пивную предместья к ремесленникам или в часе-двух ходьбы от Рима, под 
каштанами деревенской площади, подсесть к скототорговцам и крестьянам-маслоделам
- 
и никто уже не помнил его имени, а то и в жизни о нем не слыхал. Что значила 
малочисленная избалованная поэтическая публика рядом с огромными людскими 
массами, которые самозабвенно надсаживали глотку в цирке, на стадионах и на
трибунах 
ипподрома? Назонова слава имела вес лишь там, где имела вес буква, и сходила на
нет 
всюду, где хоть один бегун на длинные дистанции из последних сил мчался по
гаревой 
дорожке навстречу победе и хоть один канатоходец на головокружительной высоте 
пересекал ущелье улицы. Уже в сравнении с шорохом платья сотни тысяч подданных,

поднимавшихся в цирке со своих мест, когда Император вступал под балдахин, 
аплодисменты в театре были до смешного скромным шумом. Назон определенно знал,
что 
овации в цирке - недостижимая для поэзии форма одобрения, и все же порою как
будто 
бы страстно жаждал этого восторга; тогда он целые дни проводил вблизи больших 
стадионов, сидел там в тени зонтика и слушал накатывающий и затихающий рев 
ликования. Ему хотелось выйти к массам, и, пожалуй, это отчасти была подоплека
его 
беды. Ибо все, что бушевало на стадионах и, надрывая горло, раболепствовало,
целиком и 
полностью ставил себе на службу один-единственный - Август, Император и Герой 
человечества.
     Книга... - сказал Пифагор и кочергой, которой задвинул в печку пустой
зольник, 
указал на Котту. Книга ему наша нужна... Сколько проворства обнаружилось вдруг в
этом 
старце. Свет он зажег, плиту растопил, окна закрыл, наполнил водой глиняную
миску и, 
занимаясь всем этим, снова завел тихую беседу с самим собой: Этот вот, что ему
тут надо, 
дадим ему луку, хлеба дадим и воды помыть руки; ему нужна какая-то книга? Может,
он 
хочет пить, и окна мы закроем...
     Котта был учтивый гость. Зябко поежи