ионно прививались в его семье, где всегда гордились старинной
аристократической генеалогией и знатными предками. При этом он заметил, что
японцы не всегда выносят назойливость иностранцев и не желают терпеть
снисходительное любопытство посторонних, особенно когда это касается
национального своеобразия японского быта, культурных традиций.
Правда, мой собеседник тотчас оговорился, что он отнюдь не намерен давать
характеристику Охара, даже не исчерпывающую, поскольку убежден, что всякая
характеристика весьма условна и может иметь лишь относительное значение, а
иногда просто вводит в заблуждение.
Цвета времени
Застекленная дверь зрительно уводит нас из комнаты в простирающуюся панораму. Мы
смотрим через сад на блестящее вдали море в Токийском заливе. Совсем рядом с
плоской кровли в небо взметнулась многоступенчатая пагода. У ее подножья большое
оживление. Пестрые наряды, радостные лица людей. Зрелище увлекает нас. И
кажется, мы с наслаждением окунулись бы в царящую здесь шумную суетню. Все
слилось в праздничном единстве. Люди, улицы, воздух, солнце - на мгновение все
стало чем-то единым. Красочным, светлым, легким и ликующим.
После паузы созерцания заходит разговор о традициях, новогодних обычаях,
временах японского года.
- У каждого времени, - несколько задумчиво произносит Охара, - есть свои
приметы, свое звучание, есть неповторимые мысли и особые краски эпохи. В этом
раскрывается своеобразие истории, ее нескончаемого движения. В японской
литературе время или, лучше сказать, поток времени нередко сравнивается с
движением реки. Мы часто встречаем выражение: "Течение лет и лун движению воды
подобно".
- Весна и осень, - замечаю я, - гласит древняя поговорка, не ждут человека. В
древнекитайском философском трактате "Сицычжуань" (создание которого, как мы
знаем, относится к V-III векам до н. э.) зафиксировано образное представление о
временах года. Здесь приводятся четыре суждения: жара приходит (весна), |